Уже почти минуту длилась схватка, вокруг во все горло кричали болельщики, и Штыгин с удивлением обнаружил, что на его стороне немало учеников. Невозможно было поверить, что он, взрослый мужчина, еще не одолел соперника младше его. Роман Андреевич решился на эту борьбу, изначально имея преимущество в возрасте, и ему стало стыдно от этого. То, что должно было изменить ситуацию, с каждой секундой усугубляло ее.

Харибдов засопел и, напрягшись, выругался, но рука его не дрогнула. Роман Андреевич почувствовал, что мышцы на его здоровой руке ноют от перенапряжения и с сожалением подумал, что в последние дни слишком нагружал упражнениями и работой эту свою единственную руку. В какой-то момент боль стала нестерпимой, и он машинально попытался зацепиться протезом за противоположный край скамьи, чтобы удержать равновесие. Штыгин видел, что его соперник не использует вторую руку, чтобы держаться, и хотя это было принято в армрестлинге, Роман Андреевич получал таким образом преимущество и несколько обманывал противника.

Его больно кольнула совесть, но он должен был победить не для себя и не для зрителей, а для того, чтобы демон не взлетел слишком высоко. К тому же если бы учитель физкультуры не зацепился, то мог бы сам рухнуть на пол.

Зрители мало что понимали, однако Харибдов мгновенно заметил ухищрение и вскрикнул возмущенно:

– Эй! Нечестно!

– Правила не запрещают держаться другой рукой. Кто виноват, что ты ее не используешь?

Смуглый демон тоже схватился за край скамьи, но ему пришлось уступить, и учитель снова начал клонить его руку к скамье.

– Что ты этим докажешь, Харибдов? Сегодня силы есть у человека, а завтра нет, – пропыхтел Штыгин.

Зрители охнули.

Роман Андреевич понял, что если в следующие десять секунд он не победит, то силы оставят его. Он почувствовал, что весь взмок. Ученик не уступал, только его смуглая кожа потемнела и сжались белые крепкие зубы. Угол, под которым была наклонена его рука, не был выигрышным.

«Вот почти и все», – подумал Штыгин и прошептал, сопя:

– Зачем ты это затеял? Оставь, и будет ничья.

Сквозь гул толпы прорвался крик:

– Харибдов! Победишь – и я твоя!

Раздался всеобщий хохот.

Роман Андреевич с удивлением обернулся на крик и увидел напряженное лицо девушки с прямыми волосами и голубыми глазами, которой Харибдов клал руку на колено и которая сидела рядом с ним с голубиным лицом.

Слишком поздно Штыгин понял, что взял очень широкий угол, Харибдов вскричал и, резко согнув руку в локте, вернул конечности в исходную позицию. Роман Андреевич знал, что это конец, но до последнего не сдавался, хотя испытывал ужасную боль. За исходом схватки все наблюдали молча. Каждый почувствовал вдруг, что по тому, как у учителя выгнулось плечо, он должен был бы кричать, но не кричал – и это было страшнее всего.