– Света… там… корвалол… на верхней полке, – тихо, слабо выговорила она.
Девушка оглянулась, щеки ее вспыхнули, и она завертелась вокруг Маргариты Генриховны. Все это выглядело так, как будто из одной уходили жизненные силы, а у другой прибывали…
– Идите домой и отлежитесь.
– Нет-нет, спасибо, моя милая, мне уже лучше. Меня ведь ждут. Ступай, слышишь?
Светлана зашагала широким шагом. Каблуки громыхали на весь коридор.
Маргарита Генриховна прижала руку к груди. Как будто ничего и не было.
Она начала спускаться в учительскую. Никто не должен знать. Она молода, всегда бодра духом, пускай ее запомнят такой.
Мимо, засунув руки в карманы спортивных штанов, прошел угрюмый Штыгин.
– Роман Андреевич, – натужным голосом крикнула ему вслед Маргарита Генриховна, – что там у вас с девятым «Б»? Ребята приняли вас после того неприятного случая?
Штыгин пробасил на ходу:
– А что им остается?
«Это… это не ответ…» – начала было она, но голос ее снова задрожал.
Она остановилась посреди лестницы и минут пять молча смотрела в окно, на голое черное дерево на фоне серой стены.
«Как быстро темнеет. И каждый год я этому удивляюсь. Сколько лет одно и то же…»
Она вдруг подумала – а почему бы не отказаться от обязанностей завуча и оставить только немного учебной нагрузки? Деньги ей все равно не на что тратить…
Эта мысль показалась такой простой и соблазнительной, что она решила немедленно: собственный день рождения – отличный повод поставить точку.
Это было бы чудесно. Приездом депутата займется кто-нибудь помоложе…