Надо связать лыжи, как волокошу, Кучум потянет… Чем связать?! В рюкзаке котелок, соболь замороженный, чуть подтаял уже, веревка, топорик. Вот оно! Широкая брезентовая лента, осталась от кулёмки. Ее можно надеть на грудь собаки, как алык в упряжке, лечь на лыжи, Кучумка умный, попрет под горку… Подожди! Спички же – серные! Их можно потереть, о брезент. Вспыхнет… Вспыхнет обязательно!

Господи! Прости, что сомневался в тебе на краю!

И богохульство мое прости, и отступничество.

Только помоги мне, Господи!

Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое.

Затемнение. Флешбэк 1954 год. Блатхата в Комсомольске

Затемнение. Флешбэк

1954 год. Блатхата в Комсомольске

Какой-то шалман в бараке, недалеко от железнодорожного вокзала в Комсомольске. Приглядевшись, мы начинаем понимать, что в замызганной общаге находится перевалочный пункт для зэков, освободившихся по амнистии. Организовали его Мыкола, Николай Степанович Гринько, и отец Климент. Апостол, если не забыли. Он здесь же, перевязывает бинтом руку чахлому старику, лежащему на грязном матрасе.

Пальцами Климент зачерпывает из баночки расплавленную смолу и прикладывает к ране на плече. Старик стонет.

– Терпи! – говорит Апостол, – в лагере было больнее. Забыл уже?

Отца Климента по-прежнему так зовут, Апостол.

– Отправлю тебя на пароходе в Хабаровск, только навигация откроется. Там мои люди помогут выправить литер на поезд. И поедешь в свой Воронеж. Еще и жену успеешь увидеть, и ребятишек. Выросли, небось, уже. Женихи… Или у тебя невесты?

Старик благодарно улыбается щербатым ртом.

И мы вдруг видим, что не такой уж он и старик.

За столом сидит компания полууголовного вида. Все в шерстяных пиджаках, в прохорях. Для настоящего урки прохоря и пенж – вещи первой необходимости.

Еще коля-финкель – нож с выкидным лезвием на пружине.