Однако какое-либо долгосрочное взаимодействие между последователями авраамических религий и культа Девы Марии и христианами оказалось невозможным в условиях жесткого политического прагматизма, направленного на захват новых территорий и Божьего покровительства. На Константинополь зарилась целая череда мусульманских правителей. Это – совершенный город, и этим совершенством нужно наслаждаться. В сборнике персидских и других народных сказок Среднего Востока «Тысяча и одна ночь» арабская армия подошла к городу по морю, но была отброшена. Этот многонациональный город многие считали еще более величественным, чем Рим, и называли Царьградом.

Отныне джихад («усердие на пути Аллаха», инструмент для возвышения доисламских газават или набегов) понимали как божественное повеление захватить этот город. Хоть ислам и начинался всего лишь с цепочки следов на песке, а теплые пустынные ветры несли слова Аллаха, но конечной целью его стала власть над греко-римским городом, окруженным венцом из вод: «Константинополь обязательно будет завоеван, и насколько прекрасен тот Амир, и насколько прекрасно то войско, что завоюет его»{484}.

Глава 39. Ночью – монахи, днем – львы Приблизительно 692 г. (72–73 гг. по исламскому календарю)

Глава 39. Ночью – монахи, днем – львы

^{Приблизительно 692 г. (72–73 гг. по исламскому календарю)}

Оставайся там [в Константинополе], пока не завоюешь его или я не призову тебя.

Ночью – монахи, днем – львы.

Кто же на Востоке теперь держал руку на «прямой линии» с Богом? Правители Константинополя и все расширяющихся мусульманских земель развязывали войны во имя веры и ради ее распространения. «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его» – вот что чеканили на монетах, которые в 692 г. выпустил халиф Абд аль-Малик. Несколько лет назад ученые даже предположили, что на некоторых монетах был изображен сам Мухаммед{487}.

Византийский император Юстиниан II откликнулся в том же духе: на его монетах стали чеканить с одной стороны Христа, а с другой – его самого как «слугу Божия». Константин Великий, похоже, никогда не стеснялся изображать Христа в образе человека (хотя прежде Иисуса обычно рисовали в образе агнца), и в Константинополе еще долгое время наслаждались религиозным искусством его эпохи. Считалось, что двухмерные иконы и мозаики – связующее звено между Богом и людьми, ведь это – не святотатные идолы. Православные Востока верили, что благодаря заботливо подготовленным наглядным средствам человек может встретиться с Богом и приобщиться к Нему. Купол храма Айя-София олицетворял купол неба. И именно благодаря религиозному искусству взоры верующих устремлялись к Богу.