К 1371 г. новый османский правитель Мурад I занял Адрианополь на берегах широкой, затянутой туманами реки Марица, которая сегодня образует естественную границу между Грецией и Турцией и в окрестностях которой раскинулись равнины, где готы некогда расправились с Валентом. Мурад основал в этом древнем поселении новую столицу османской империи, Эдирне. В начале 1433 г. один паломник из Бургундии, Бертрандон де ла Брокьер, побывал и в Константинополе, и в Эдирне. Он рассказывал о турнирах и торжествах в Царьграде (здесь проводились как традиционно западные рыцарские турниры, так и местные варианты персидского поло), но его явно гораздо больше впечатлили масштабы приема, который оказал ему Мурад II в Эдирне, этом очаровательном, новом исламском городе, некогда бастионе, удерживавшем натиск врагов Византия и Константинополя. В эти переломные годы множество христиан, надеясь на поживу и покровительство, вступало в османскую армию – сейчас можно предположить, что поэтому-то в стихотворных строках «Сна Османа» упоминается греческий воин. У других же просто не было иного выбора.

Именно в это время и возник культурный, военный и религиозный феномен, раскрасивший жизни обитателей Стамбула и тех, кто в течение 500 лет оказался сметен мощью османской державы. Орхан получил следующее предложение:

«Завоеватель в ответе за завоеванный народ. Он – законный правитель этого народа, их земель, их имущества, их жен и детей. Мы вправе делать с этим народом то же, что мы делаем и с нашим. А способ обхождения с ними, который я предлагаю, не только законный, но и великодушный. Принуждая их вступать в ряды армии, мы обращаемся и к их мирским, и к духовным интересам, ведь они получат образование и более благоприятные бытовые условия»{645}.

«Завоеватель в ответе за завоеванный народ. Он – законный правитель этого народа, их земель, их имущества, их жен и детей. Мы вправе делать с этим народом то же, что мы делаем и с нашим. А способ обхождения с ними, который я предлагаю, не только законный, но и великодушный. Принуждая их вступать в ряды армии, мы обращаемся и к их мирским, и к духовным интересам, ведь они получат образование и более благоприятные бытовые условия»{645}.

Сыновей христиан, недавно оказавшихся под властью османов – сильных, примерно от шести до 14 лет – систематически забирали и отправляли на административную службу или в военное рабство. Эта процедура называлась devşirme (буквально «сбор»), а призывников именовали янычарами (слово происходит от турецкого yeni çeri, т. е. «новые солдаты»). Они представляли собой боевой отряд, который вскоре станет синонимом мусульманского Константинополя. Это были первоклассные подразделения, у них были собственные казармы, жалованье и пенсия. Они были подготовлены, образованны, покрыты славой и почетом, так что вскоре в Восточном Средиземноморье и окрестных землях зачисление в войско янычар перестало быть наказанием, а стало заветной целью. У янычар сформировался сплоченный дух и религия дороги – мистицизм Бекташи, в основе которого лежала суфийская вера исламских дервишей с элементами христианства и анатолийского шаманизма. На всем протяжении древней Эгнатиевой дороги, которая все еще являлась жизненно важной артерией, связующей Европу с Азией, стали появляться обители бекташей, или tekkes.