Возведение Мехмедом футуристических укреплений Румелихисар, стены которых вполне могли выдержать пушечную атаку, было только началом. Молодой османский султан тщательно все планировал. Он стал тринадцатым мусульманским правителем, напавшим на этот город, – и его дерзкий замысел не мог провалиться. Современники утверждали, что он спал и видел, как бы захватить Константинополь. Очевидцы рассказывали, что из императорской столицы Эдирне, где османский султан всего 12 лет от роду уже правил с 1444 по 1446 г., люди Мехмеда числом 160 000 вступили на военную дорогу.
Вышагивающие по унылым просторам войска тащили с собой устрашающие орудия, в том числе и названную в честь ее венгерского конструктора огромную пушку «Урбан». Эту пушку с почти восьмиметровым стволом волокли 200 человек. По рассказам, разряд ее был оглушающим, а громадные ядра весом до 600 кг, способные перелетать расстояние почти в милю, до сих пор покоятся за одной из стен крепости Едикуле (это название означает «семь башен»), эдакой иммунной структуры, окружавшей византийский Золотой Рог и построенной через четыре года после взятия османами Константинополя. Численность османской армии, вероятно, составляла около 80 000 человек, а еще сотня османских судов, поджидая, покачивалась на волнах Босфора. По всему городу взметнулись, развеваясь на ветру, дующем с восточной части Средиземного моря, знамена Мехмеда. К 5 апреля его солдаты замкнули кольцо вокруг Константинополя.
Ни одно из блестяще придуманных византийцами технических решений не сработало. Натянутая в Золотом Роге цепь оказалась бесполезной – османы уже рубили лес и, смазывая бревна оливковым маслом, волокли корабли по суше. Стены, все пять слоев, выдержавшие столь многое, встретили достойного противника – никто не в силах был противостоять устремлявшимся ввысь осадным орудиям нового поколения, расходы на сооружение которых покрывали доходы от шелка. Также не выстоять было и против османской суперпушки, которая целый месяц лупила по укреплениям. Инженеры из войска Мехмеда соорудили между Галатой и городом понтонный мост, надолго ставший недвижимым врагом Константинополя.
Те, кому не удалось покинуть пределы городских стен, должно быть, каменели от ужаса при виде подкрадывающейся угрозы, при звуке затачиваемых клинков и перетаскиваемых материалов для строительства вспомогательных средств вторжения. Страшно было слышать вопли, раздающиеся с затапливаемых византийских судов, что стояли на якоре в гавани. Ужасен был звук методичной подготовки к нападению. Один из историков того времени писал, что, наблюдая за тем, как у стен города собирается огромное войско, жители Константинополя были «ни живы, ни мертвы, не могли ни вздохнуть, ни охнуть»{658}.