— Он хороший парень, Наум Маркович, — сказала Вика.

— А кто говорит, что они плохие. Но ещё одно-два поколения и нас, как великого народа, не станет. Я читал недавно статью. В нашей общине около шестидесяти процентов смешанных браков.

— В Советском Союзе таких браков тоже было немало. Там это даже вошло в моду, — произнесла Яна.

— Там это во многом было вызвано желанием обезопасить детей от ненависти, дать им лучшую жизнь, возможность преуспеть и реализовать свои врождённые способности, — продолжил свои рассуждения Наум Маркович. — А здесь, в Штатах, государственного антисемитизма нет. Но опьянение свободой создаёт иллюзию, что национальная самоидентификация уже не нужна и что мы, прежде всего, граждане Америки. Поэтому молодёжь без каких-либо нравственных мук и душевных коллизий вступает в смешанные браки.

— И что же делать? — включился в разговор Илюша. — Всё началось с Великой революции семнадцатого года. У нас отняли религию, потом язык идиш, культуру, основанную на этом прекрасном богатейшем языке, уничтожив Михоэлса, а затем расстреляв в застенках нашу интеллектуальную элиту.

— Идиш был ядром нашей нации, это верно. Он формировал еврейское самосознание, определял нашу самоидентификацию. Лишив нас нашего языка и культуры, он не оставил нам выбора. Многие талантливые люди к тому времени уже вросли в русскую культуру и неимоверно её обогатили. Мандельштам, Пастернак, Габрилович, Антокольский, Гладилин, Бабель, Рыбаков, Володин, Гроссман, Бродский, Самойлов, Аксёнов. Можно перечислять весь день. Вот и вы пошли сегодня в ресторан «Русский самовар», а не «Еврейский штрудель». Вождь знал, как сломить дух народа. Он только не успел осуществить второй холокост. Жаль, что мы не умеем читать письмена на стене, не оказалось среди нас пророка Даниила.

— Что ты имеешь в виду, папа? — спросил Санька.

— Вместо того чтобы вернуться в Иерусалим и заняться там своими делами и строить там свой дом и свою культуру, мы предпочли остаться или уйти в новое рассеяние.

— Почему ты молчал тогда, когда мы собирались?

— Я думал, что Америка — это воплощение всех наших духовных и материальных грёз. Но теперь я понял, что она перестаёт быть решением и становится проблемой.

— Папа, мир изменился. Уже не имеет значения, где ты живёшь.

— Может быть, ты прав, Саня. Не слушай меня, брюзгу.

— Как вели себя дети?

— Они замечательные. С ними не было никаких проблем.

— Спасибо тебе, папа. Ты нас выручил.

— Это тебя, сынок, я должен благодарить. Сегодня я многое понял и осознал.

Светало, первые косые лучи солнца пронзили ветви деревьев на противоположной стороне дороги, проникли в окна и коснулись стен. Все разошлись по комнатам, и на дом опустилась утренняя тишина.