— Да ты, дружище, известный человек, — произнёс Санька. — Это же сам Каплан. Он друг всех корифеев русской культуры. Да и сам образованнейший человек, литературовед, искусствовед и переводчик русской поэзии. В Ленинграде был экскурсоводом в Эрмитаже. А в Нью-Йорке первое время работал швейцаром, потом в художественной галерее Нахамкина.

— Он успел уже кое-что мне рассказать. Славный человек. Попросил исполнить что-нибудь.

— И не раздумывай, войдёшь в историю, — безапелляционно бросил Санька.

— А его друг Иосиф Бродский написал про него стишок, — сказал Дима. — Вот послушайте:

— Место выбрано не случайно: 52-я улица была в своё время центром джазовой культуры, кругом театры, а в этом доме жил Фрэнк Синатра, — заметил Санька.

В это время в ресторан вошла Элла в сопровождении импозантного молодого мужчины.

— Это мой муж Уильям, — сказала она.

Тот, улыбаясь, пожал протянутые ему руки. Санька усадил его возле Ричарда и с интересом наблюдал знакомство двух англичан. Они, судя по благодушному виду, сразу нашли общий язык.

— Друзья, мы являемся свидетелями исторического события, — начал говорить Санька, чуть приподнявшись над столом. — В конце восемнадцатого века представители двух английских родов схлестнулись на этом континенте в жестоких боях. Один из них был верным сыном империи и дрался за то, чтобы Американская колония осталась в составе Британской короны. Другой жаждал свободы и независимости и присоединился к её противникам. А сегодня потомки отважных прадедов и смертельных недругов мирно беседуют, забыв о прежней вражде.

— Они выполняли свой долг, — произнесла Маша.

— Конечно. Но каждый из них понимал его по-своему. Я хочу сказать, как изменился мир. Англичане, русские и евреи сегодня за одним столом отмечают начало третьего тысячелетия. Пусть оно будет мирным! Да здравствует дружба!

Все заулыбались и, подняв бокалы с искрящимся шампанским, выпили. Потом оживлённо заговорили, закусывая вкуснейшими блюдами русской кухни.

Музыканты пошли на перерыв и Илюша подумал, что пора. Он поднялся и направился к большому белому роялю. Когда садился, перехватил одобрительный взгляд Каплана. Ему вдруг захотелось исполнить «Десять прелюдий» Рахманинова в этом небольшом русском ресторане в далёкой от его страны Америке. Он коснулся клавиш. Голоса в зале стихли, и полчаса он играл в тишине, чувствуя, что сейчас всех объединила музыка великого русского композитора. Он закончил и поднялся под гром аплодисментов и приветственных возгласов.

— Молодец, прекрасно исполнил, и то, что нужно, — сказала Яна, пожимая ему руку.