Он приехал сюда позапрошлой весной в проржавленном грузовом пикапе, с дряхлой собакой, которая грозно скалилась, никого к нему не подпуская, арендовал пару акров залежи и установил свой горбатый фургон на ровной площадке.

На арендованной им земле не росло ничего, кроме сорняков и невысокого жесткого кустарника, но через неделю, после того как Шляпник на ней осел, участок уже был огорожен забором из проволочной сетки, натянутой на непрочные столбы, – видимо, для того, чтобы собака не сбежала или чтобы провести границы собственной жизни. Он вскопал огород с помощью взятого напрокат культиватора и, как только закончил сев, нашел себе какую-то работу на лесопилке. Что-то, что старику было под силу, – может, вести учет. А может, Брикеру просто стало жалко его, как предполагал Кости.

Месяц спустя уже казалось, что он жил тут всю жизнь. Он купил или где-то нашел старый грузовой пикап «Додж», загнал его в заросли сорняков и «отколупывал» от него запчасти, чтобы поддерживать на ходу машину, на которой ездил.

С первой недели у Кости вошло в привычку останавливаться возле его фургона в конце рабочего дня и, прислонившись к крылу своей машины, попивая пиво в позднем свете летнего дня, смотреть, как Шляпник копается в грязных механических внутренностях и говорит, говорит, не переставая кашлять. Это напоминало пунктир: несколько слов – кашель, фраза-другая – опять кашель. Или они сидели живой пирамидой на ступеньках фургона, как будто ждали начала заведомо проигрышной игры. На самом деле они просто наслаждались вечером. Прислушивались. Никто не мог вставить и слова, когда речь держал Шляпник, сидя на верхней ступеньке, кашляя и сплевывая в темноту в промежутках между собственными блуждающими фразами. Он был вонючим стариком, засаленным, грязным, разившим псиной, с тяжелым лицом под иссеченным шрамами лбом, в вечно надвинутой на глаза шляпе. Однако можно было догадаться, что когда-то он был привлекателен, так считала Пола. Из тех еще, старых крепких парней, независимо от того, как он выглядит теперь, говорил Кости. Ему самому хотелось бы побродить по свету так же, как бродил старый Шляпник.

У старика был особый ритм жизни. Иногда он полол картошку в десять часов вечера. Для освещения покрытых смазкой внутренностей мотора использовал подвешенный в огороде на столбец забора аварийный фонарь, который отбрасывал на обесцвеченный дерн гигантские тени от картофельных листьев, тень от его сутулых плеч и ковбойской шляпы напоминала контуры горгулий. Пока он работал, собака наблюдала за ним, как прилежный ученик-новичок, и одновременно, клацая зубами, влажной пастью вылавливала из воздуха роившихся мошек.