У Шекибы перехватило дыхание. Ей не оставалось ничего, как только согласиться со своим разъяренным мужем.

«Не мужчина. И не женщина. Я — никто!»

А еще минут через пять Гюльназ проскользнула в комнату Шекибы и села рядом с ней на полу. Через приоткрытую дверь им был виден залитый лунным светом коридор. Обе жены сидели в молчании, глядя на это серебристое сияние. Казалось, полный отчаяния крик Асифа все еще звучал гулким эхом в притихшем доме. Наконец первая жена заговорила:

— Мы были женаты год, а я все никак не могла зачать ребенка. У тебя голова пойдет кругом, если расскажу, сколько разных отваров я приготовила и выпила. Я молилась день и ночь и горстями раздавала милостыню нищим. И ничего. Из месяца в месяц все без изменений, точно как у тебя теперь. Он надеялся, что с тобой все будет иначе, но сейчас я подозреваю, что причина в нем: Аллах проклял его, и скольких бы жен он себе ни взял, все одно — у него никогда не будет сына, таков его насиб. А уж после того, как на голову нашего мужа пал еще больший грех, его насиб стал еще тяжелее.

Впервые за то время, что Шекиба провела в доме Асифа, Гюльназ упомянула о его причастности к скандальным событиям во дворце.

— Ты была смотрителем в гареме. Я знаю, он мне говорил. Ты выполняла мужскую работу, одевалась как мужчина. Да я и сама теперь вижу — твои стриженые волосы, манера двигаться и даже корсет, который ты до сих пор носишь под платьем, чтобы скрыть грудь. Мне кажется, в роли мужчины ты чувствовала себя увереннее. Если честно, я тоже не отказалась бы попробовать, каково это — свободно ходить по улицам, разговаривать с кем захочется. Ты скучаешь по тем временам, когда была «мужчиной»? — вдруг с необычайной живостью спросила Гюльназ.

Этот вопрос Шекиба и сама не раз себе задавала.

— Да, это было хорошее время. Но… знаешь, юбка на мне или брюки, по большому счету это ничего не меняет. Когда дело доходит до серьезных вопросов, я становлюсь такой же уязвимой, как любая женщина… Поэтому я здесь. — Шекиба замолчала, решив не рассказывать о наказании, которому ее подвергли, прежде чем она покинула дворец.

Но Гюльназ и так знала достаточно. Помолчав, она снова заговорила:

— Асиф был ужасно зол. Нет, мне он ничего не рассказывал, но жена и так видит, что на сердце у мужа. Он был сердитым с самого начала, когда мы еще только поженились, но я все никак не могла взять в толк почему, пока его сестра не рассказала о ней. Она считала, что мне следует знать: я не была первой, к кому он сватался.