— Абдул Халик… он сразу хотел поехать в больницу… как только я позвала его в первый раз.
— И почему же не поехал?
— Рахима-джан, что сделано, то сделано. Какой теперь смысл задавать столько вопросов. Лучше думать о нем, молиться…
— Я устала от молитв. Пусть они все провалятся со своими молитвами! Мне надо знать правду. — Я заглянула ей в лицо. Джамиля явно чего-то недоговаривала. — Джамиля, скажи, что здесь произошло?
— Абдул Халик хотел отвезти мальчика в больницу, но… но Гулалай-биби не дала ему.
— Она думала, что сможет вылечить его своими бульонами и травяным чаем.
У меня оборвалось сердце. Гулалай-биби собиралась вылечить моего сына? Я с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться. Ее дурацкие снадобья еще ни разу в жизни никому не помогли. Она не позволила моему сыну вовремя получить медицинскую помощь. Муж пытался, но старуха помешала ему.
— Он действительно пытался, — словно прочитав мои мысли, откликнулась Джамиля.
Моя ненависть к свекрови вспыхнула с новой силой. Она больше всех вопила в тот день о матери, бросившей своего ребенка, намекая, что именно меня, плохую мать, следует винить в смерти ее, Гулалай-биби, внука. Она вечно хвасталась, что знает все секреты целебных трав и любого в два счета поставит на ноги. В семье ее за это все уважали. Она хотела выступить единственной спасительницей несчастного брошенного мальчика, пока его беспутная мать прохлаждается в Кабуле.
У меня остался последний вопрос. Вопрос, который я больше всего боялась задать. И который преследовал меня все это время.
— Джамиля-джан… — Мой голос дрогнул.
— Да, джаным?
Я стояла на краю обрыва и смотрела в раскрывающуюся внизу бездну.
— Джамиля-джан… он… Он плакал, он звал меня?
Джамиля — любящая мать шестерых детей, родившая еще двоих, которых Аллах призвал прежде, чем она успела услышать их первый крик, — обняла меня обеими руками, притянула к себе и поцеловала в макушку. Она знала, что за боль гложет мое сердце.
— Моя дорогая маленькая мама, — шептала она, слегка покачиваясь вместе со мной из стороны в сторону, хотя я больше не была мамой, — какой же ребенок не зовет свою мать? Что может быть более желанным, чем объятия матери? Я верю, что все эти дни в своем полузабытьи он чувствовал, как ласковые руки матери обнимают его, джаным.
— Но меня не было здесь! — задыхаясь от слез, выдохнула я. — Меня не было здесь, чтобы держать его на руках, чтобы утешать, чтобы поцеловать его… чтобы проститься с ним!
— Знаю, знаю, Рахима-джан, но он был не один. Конечно, никто на свете не сможет заменить ему тебя, но, по крайней мере, его отец был с ним. Он качал его на руках. И ты знаешь, Абдул Халик очень любил вашего сына.