Всю дорогу я постоянно ощущала страх, удушье, скорбь по своим родителям, тоску по Томашу, зуд от гипса и боль от заноз, что впивались в оголенные участки моей кожи, стоило случайно коснуться деревянной поверхности ящика. Казалось, что в мире не осталось ничего, кроме моих страданий. Иногда грузовик замедлялся или останавливался, слышались голоса, и в эти минуты я была готова принять неизбежное. «Это несомненно конец. Нас обнаружат, с нами будет покончено, нас ждет смерть, я потерпела неудачу». Но вопреки моим страхам каждый раз грузовик снова заводился, и мы неторопливо двигались дальше, до следующей остановки и следующей волны ужаса.

Когда шум мотора становился достаточно громким, я пыталась шепотом завязать разговор с Саулом – все что угодно, чтобы развеять тоску, все что угодно, чтобы отвлечь свой разум от бесконечного прокручивания кошмарных перспектив. Порой он что-то мычал в ответ, но в основном вообще не реагировал.

У меня сложилось впечатление, что он много спал или, возможно, полностью погрузился в воспоминания о той ночи. Саул находился в самом тяжелом состоянии, усиленном совершенной темнотой и теснотой, в которой мы оказались, как в ловушке. В конце концов я смирилась с его нежеланием говорить, допуская, что он измотан до такой степени, что просто не в состоянии сказать ни слова. Иногда он потихоньку плакал, и поначалу меня это раздражало, однако вскоре я поняла: гораздо хуже, когда он замолкает. Потому что в такие моменты я ощущала удушающую тревогу, что он умер, и я, заключенная в деревянном гробу, продолжаю дышать рядом с истощенным трупом. Затаив дыхание, я пыталась уловить движение его груди, просто чтобы убедиться, что он все еще жив. Однако иногда мне требовались часы, чтобы набраться смелости и сделать это, потому что я ясно осознавала последствия. Даже если бы Саул умер, я ничего не смогла бы с этим поделать и торчала бы в этом ящике вместе с ним до нашей следующей остановки. К тому времени запах вокруг нас стал таким густым, что мне казалось, будто я чувствую на губах вкус нашего пота и отходов – другой вид смерти, живая тюрьма нашей жизни.

Я потеряла счет остановкам, поэтому была поражена, когда грузовик встал в очередной раз и в кузове послышался шум шагов. Кто-то перемещал картонные коробки, но без обычных разговоров. Мы с Саулом напряглись, когда шаги приблизились к нам, и не смогли расслабиться, даже когда Якуб тихо позвал:

– Вы оба в порядке? Мы находимся на реке Дон, но нам нужно спешить – я опаздываю в командный центр, куда нужно доставить оставшиеся продукты.