Сама я ела, притворившись, что чешу нос правой рукой, обмотанной гипсом, и поднося под ней ко рту левую руку с хлебом. За день пребывания на станции мы с Саулом увидели достаточно, чтобы понять: если мы заснем одновременно, кто-нибудь украдет чемодан. Поэтому мы спали короткими сменами – если это можно было назвать сном, учитывая почти немыслимое состояние, в котором мы оба находились.

Но каким бы ужасным это ни было, это все равно куда предпочтительнее, чем ящик в грузовике. Прохладный ветерок и свет, проникавшие в вагон, имели решающее значение. Эти намеки на солнце на самом деле были проблесками чего-то еще более ценного – я видела свободу сквозь щели в стене вагона для скота. Медленно пришло осознание, что мне действительно удалось выбраться из оккупированной Польши. Хотя я была далека от безопасности и оседлости, я наконец освободилась от нацистов.

Когда это осознание укрепилось, тяжесть спала с моей груди. Появилось чувство, которого мне не хватало в течение многих лет: надежда, что я выживу. Когда наш поезд неторопливо двинулся вперед, я окончательно уверилась, что все будет просто отлично – потому что если нам с Саулом удалось зайти так далеко, то, конечно, удастся и Томашу. И если в конечном итоге Томаш – единственное, что у меня останется, этого будет более чем достаточно, чтобы с нетерпением ждать финала этого долгого путешествия.

Большинству людей, запертых в вагоне, полном болезней, смерти и зловония, этот момент, несомненно, казался дном их жизни, но только не мне. Я чувствовала, что нахожусь у истоков будущего, о котором мечтала.

* * *

Путешествие в Бузулук заняло целых две недели. Поезд время от времени останавливался, но на этих остановках крайне редко можно было достать еду, а когда появлялась такая возможность, наши бедные изголодавшиеся попутчики набрасывались на нее, как животные. Нам с Саулом удалось питаться хлебом почти всю дорогу, он закончился только в последний день. Нам повезло. Несколько человек из нашего вагона умерли. Сопровождающие просто сбрасывали их тела возле железнодорожной насыпи.

Когда на очередной станции мимо вагона прошел дежурный, открыл двери и объявил, что мы в Бузулуке, мы с Саулом повернулись друг к другу и обменялись радостными, удивленными улыбками, словно говоря: «Мы живы! Ты можешь в это поверить?!» За время путешествия он окреп, в отличие от большинства наших попутчиков, и когда мы сошли с платформы в Бузулуке, Саул фактически повел меня вперед. Конечно, он был опустошен, но физически восстановился достаточно, чтобы двигаться самостоятельно.