Как много говорят письма, которые я получал из редакций, отказывавшихся меня печатать! В свое время этих листочков, начинавшихся словами «дорогой Джон», я получил предостаточно, они приходят и сейчас.

«Дорогой Джон, благодарим Вас за рассказ, который Вы прислали. Это правдивый и прекрасно написанный рассказ. К сожалению, нам это не подходит по теме. Не станем от Вас скрывать, что нам не хотелось бы превращать свое издательство в политическое учреждение.

Просим не забывать нас, когда Вы напишете что-нибудь еще, особенно если в новых вещах Вы не будете стремиться к острой расовой проблематике. Искренне Ваши...»

Короче говоря, «зачем Вы все время пишете о неграх? Почему бы Вам не написать просто о людях?» Откуда идет это стремление заставить негритянского писателя отказаться от своих корней? Все дело в том, что положение негров в нашей стране — самое глубокое разоблачение американского образа жизни. Америка не желает взглянуть в лицо этой правде. Так было всегда и так всегда будет, пока черные не перестанут служить воплощением человеческой обездоленности. До тех пор пока мы, черный народ, остаемся перемещенными лицами в родной стране, острота расовой проблемы будет только усугубляться. Наша обездоленность и дальше будет служить основным стимулом во всех наших попытках завоевать себе расположение и дружбу африканских и азиатских народов. Африканцам не безразлично положение их американских братьев, а чернокожие американцы все больше тянутся к матери-Африке...

Не надо писать о неграх—надо писать об американцах. Но только помнить при этом, что американский негр, несомненно, более всего американец среди всех американцев, ибо он и создан был здесь, на этой земле, с какой бы точки зрения мы к нему ни подошли: физической, психологической, социологической, культурной, экономической. Он—продукт Америки. Негр, само существование чернокожего—безошибочный показатель действенности Конституции этой страны, всех ее демократических традиций, остающихся нереализованными. Да, все еще нереализованными. История жизни чернокожего в этой стране становится историей бесчеловечного отношения человека к человеку, той историей, которая понятна без перевода людям всех стран. Вот поле деятельности для писателя, не страшащегося правды! Впрочем, может быть, человек Запада и прав. «Все, что нужно было сказать, уже сказано людьми Запада». Что ж, люди Запада, возможно, уже сказали все, что им нужно было сказать. Возможно, они уже неспособны вести диалог, не говоря чепухи. Ведь все знают, что говорили они достаточно долго.