Светлый фон
История нашей страны изобилует примерами бесчеловечности, насилия и жестокости. Мы должны отдавать себе в этом отчет. Ведь ни народ, ни страна не в силах освободиться от своего прошлого, просто отрекаясь от него или искажая его суть. Белые американцы были заботливо изолированы от своей истории. История—память народа, а у народа есть свойство вспоминать о себе только самое хорошее. Что же, свойство чисто человеческое. Но в конечном счете народ должен взглянуть на свою историю без иллюзий—чтобы преодолеть ее наследие.

ДЖЕЙМС ДЖОНС

ДЖЕЙМС ДЖОНС

ИЗ ИНТЕРВЬЮ

ИЗ ИНТЕРВЬЮ ИЗ ИНТЕРВЬЮ

Вопрос: Покинув Америку и обосновавшись в Париже, рассматриваете ли вы, мистер Джонс, этот факт как жест, исполненный политического значения, как отказ от связи с родиной?

Вопрос: Покинув Америку и обосновавшись в Париже, рассматриваете ли вы, мистер Джонс, этот факт как жест, исполненный политического значения, как отказ от связи с родиной? Вопрос:

Ответ: Ну нет. Конечно же, нет. Я американец и всегда им останусь. Я люблю свою большую, неуклюжую, расползшуюся во все концы страну и люблю ее большой, неуклюжий, какой-то неупорядоченный народ. Во всяком случае, я не люблю ввязываться в политику и никогда не стремлюсь к «политическим жестам», как вы это называете. Я вообще не верю в политику. Я вижу в ней хроническую, потенциально очень опасную болезнь, которая, однако, пока не очень беспокоит, и поэтому с ней до поры до времени можно мириться. Политика—это род диабета. Это и наука, но наука, в большей степени, чем что-либо другое, основанная на элементарном животном инстинкте. Если бы я был немного покрепче и помускулистей, я непременно стал бы анархистом: пока же не приходится об этом думать... В сущности, уехал я из Штатов только потому, что американскому писателю, вообще говоря, полезно посмотреть со стороны на свою родину, на весь континент и постараться с выгодной позиции оценить ее эмоциональный климат.

Ответ: Ну нет. Конечно же, нет. Я американец и всегда им останусь. Я люблю свою большую, неуклюжую, расползшуюся во все концы страну и люблю ее большой, неуклюжий, какой-то неупорядоченный народ. Во всяком случае, я не люблю ввязываться в политику и никогда не стремлюсь к «политическим жестам», как вы это называете. Я вообще не верю в политику. Я вижу в ней хроническую, потенциально очень опасную болезнь, которая, однако, пока не очень беспокоит, и поэтому с ней до поры до времени можно мириться. Политика—это род диабета. Это и наука, но наука, в большей степени, чем что-либо другое, основанная на элементарном животном инстинкте. Если бы я был немного покрепче и помускулистей, я непременно стал бы анархистом: пока же не приходится об этом думать... В сущности, уехал я из Штатов только потому, что американскому писателю, вообще говоря, полезно посмотреть со стороны на свою родину, на весь континент и постараться с выгодной позиции оценить ее эмоциональный климат.