Между прочим, во время второй мировой войны Роберт Слокум служил в военно-воздушных силах в Италии. Ничто не доставляло ему большей радости, чем демонстрировать проституткам своюинеиссякаемую мужскую потенцию. Этим же отличался и Джон Йоссариан, герой «Уловки-22», чье местонахождение в настоящий момент неизвестно.
Предвижу тягучие, как патока, предостережения против возможного причисления книги к разряду важных явлений. Понадобилось больше года, чтобы «Уловка-22» завоевала себе приверженцев. Сам я проявил тогда осторожность. Проявлю ее и на этот раз.
Причины, по которым многим будет не так-то просто принять роман «Что-то случилось», имеют глубокие корни. Легко ли проглотить книгу писателя, который, хотел он этого или нет, порождает новые мифы? (Чтобы осуществить такое, нет лучше способа, чем взять старую-престарую историю и, блистательно рассказав ее, навсегда закрыть тему.) На сегодняшний день «Уловка-22» является главным мифом об участии американцев в войне с фашизмом. Роман «Что-то случилось», если он будет прочитан, может стать главным мифом о выходцах из среднего класса, которые вернулись домой с войны, чтобы принять под свою охрану пороховой погреб под названием собственная семья. Если верить предлагаемому мифу, эти семьи трогательно беззащитны и глубоко несчастны. Если верить предлагаемому мифу, отцы этих семейств поступали на службу, которая нередко была для них' в определенном смысле унизительной или по крайней мере никчемной, лишь бы выколотить побольше денег, и эти деньги они пускали в ход, тщетно надеясь купить на них счастье и надежное положение для своих близких. Предлагаемый миф утверждает, что в процессе этой борьбы они растеряли свое человеческое достоинство и волю к жизни.
Миф утверждает, что они чудовищно устали.
Принять новый миф — значит расстаться со многими нашими иллюзиями молодости, а заодно расписаться под тем, что; возможно, со временем станет эпитафией нашему поколению в стенограмме истории. Вот почему критики, как мне кажется, подвергают часто остракизму наши наиболее значительные романы, и стихи, и пьесы, не успевают те появиться, и в то же время превозносят откровенно слабые сочинения. Рождение нового мифа вселяет в них первобытный ужас—ведь мифы так заразительны.
Сам я уже, кажется, переборол в себе этот ужас. Испытав первоначально отчуждение к роману, теперь я рад тому, что он предстанет перед будущими поколениями как некий жуткий призрак всего того, что испытало мое поколение, поколение белых американцев с расплывчатыми идеями в голове, всего того, во что мы превратили свою жизнь, пройдя через эти испытания.