Каждая такая вмятинка—факт из нашей жизни, ординарный и удручающий факт.

«Жена у меня, право же, хорошая или была хорошей,— говорит Слокум где-то в начале романа,—и мне часто жаль ее. Она может среди дня приложиться к бутылочке, а по вечерам, когда мы бываем в гостях, флиртует или пытается флиртовать, хотя совсем не умеет это делать».

«Я подарил дочери машину,—говорит он ближе к концу.— Настроение у нее, похоже, начинает подниматься!»

Слокум лезет из кожи вон, шлеп-шлеп-шлепая факт за фактом, дабы убедить нас в том, что он обречен быть несчастным; и не потому вовсе, что у него ущербный характер или много врагов, нет, все дело в фактах самой действительности.

Что же сделала с ним эта тягомотная действительность? Она потребовала от него, человека самых добрых намерений, откликаться на те или иные факты. И он откликался, и откликался, и откликался, пока не оказалось, что большая часть жизни уже прожита, а в душе не осталось даже искры радости, ничего, кроме смертельной скуки и опустошенности.

Лишь один факт из приведенного множества по-настоящему страшен. Лишь он один позволяет сказать, что Слокуму повезло меньше, чем его соседям. Его младший сын—неизлечимый душевнобольной.

Слокум не испытывает к нему жалости. «Я перестал думать о Дереке как об одном из моих детей,—говорит он.—Вообще как о моем ребенке. Я стараюсь просто не думать о нем. Это совсем не трудно, даже когда мы все дома И он трясет рядом своей красной погремушкой или издает нечленораздельные звуки, пытаясь что-то сказать. Вот я уже и забыл, как его зовут. Детям до него тоже нет дела».

Здесь либо в другом месте мистер Хеллер мог бы хоть разок прибегнуть к традиционному чеховскому приему, рассчитанному на то, чтобы пробудить в нас жалость к убогому в чем-то человеку. Он мог бы сказать, что Слокум был пьян или что он устал после тяжелого дня в конторе и поэтому, мол, произносит такие жестокие слова. Можно было оговориться, что это он рассуждает сам с собой или что эти жестокие слова адресованы незнакомцу, которого он больше никогда не увидит. Нет, Слокуму, неизменно трезвому и откровенному на протяжении всего монолога, похоже, глубоко наплевать на то, кто его может услышать. Судя по тем неприглядным эпизодам и ситуациям, на которых он останавливается, он хочет, чтобы мы почувствовали к нему неприязнь.

И мы удовлетворяем его желание.

Хорошая ли это книга? Да. Крепко сбитая, она завораживает читателя. Она прозрачна и отполирована, как алмаз чистой воды. Каждая страница у мистера Хеллера отделана с такой точностью и тщательностью, что остается только признать: роман «Что-то случилось» во всех отношениях получился таким, каким его задумал автор.