Крах СССР он встретил со злорадным пессимизмом. «Вам было плохо? – спрашивал он всех. – Ничего, будет еще хуже!» И, увы, поначалу был прав. Но потом стало понемногу все налаживаться, выправляться. К концу девяностых Михаил имел за плечами два брака, причем обе бывшие жены вышли замуж и не требовали с него алиментов, просто идеальный случай, схоронил маму, которая долго и тяжело болела, потратила на лечение все накопленные деньги. Он жил одиноко все в том же воркутинском доме, сам себе готовил, стирал и гладил. Женщины-подруги время от времени появлялись, но ненадолго, и он никогда не привозил их к себе – чтобы не привыкали и не думали лишнего.

Осталось увлечение бильярдом, при выборе нового места работы наличие в учреждении бильярдного стола было чуть ли не решающим. Правда, соперники всегда были слабоваты, но Михаил утешился тем, что приобрел с рук отличный бильярд кабинетного размера, заново перетянул сукно, и наслаждался долгими неспешными часами, иногда впадая в скромный азарт, когда сборная США, вечный соперник, неожиданно начинала выигрывать.

Он несколько раз менял место работы – несмотря на склонность к стабильности, считал, что труд его не оплачивается достойно. Искал лучшие условия – и находил.

В начале нулевых дорос до того, что начал возить первых лиц областного правительства и стал в итоге личным шофером самого вице-губернатора Полунина Игоря Юрьевича. Однажды, в пятницу вечером, отвез его в загородное поместье губернатора, ждал в машине. Там было отдельное помещение для водителей и охранников, но его кто-то ехидный назвал людской, и Мишу это обижало. Да и не любил он пустопорожнего общения. Верховные люди что-то долго праздновали, потом Игорь Юрьевич позвонил, сказал, что останется здесь в гостевом особняке, а сейчас подойдет одна сотрудница, надо ее отвезти, после этого свободен, завтра – выходной.

Было уже темно. Подошла и села сзади грузная женщина лет сорока пяти. Обильно пахнуло духами и винными парами, Михаил поморщился. Опытный, он сразу понял, что дама не из руководящего состава – судя уже потому, что села сзади. Начальник, привык Михаил, любит чувствовать себя впередсмотрящим, капитаном дорожного корабля, а сидя сзади командовать, сами понимаете, неудобно.

Ехали молча. Михаил в зеркале неясно видел лицо женщины. А та почему-то улыбалась, будто вот-вот что-то скажет. Но не говорила. Выпила как следует, настроение хорошее, вот и лыбится, думал Михаил.

Он заговорил о том, что его взволновало с утра. Утром он получал жалованье и, расписываясь, увидел в ведомости рядом со своей фамилией фамилию – Германова. И этой Германовой причиталось шестьдесят тысяч рублей. Шестьдесят! А ему, Михаилу Гераскину, трудяге, – шесть! Естественно, его это уязвило. Кто эта Германова, с какой стати она получает в десять – в десять! – раз больше него!