Гарриет заколебалась.

– Но я ради такого случая ребенка из школы забрала.

– Простите, бабуля, – сказал он и наклонился ниже. – Ты тоже прости, малышка. Я изо дня в день множество народу разворачиваю. Работка не из приятных, уж вы мне поверьте. Все на меня орут с утра до вечера.

– Моей маме такое бы не понравилось, – сказала Мэд. – Она крикунов не любит.

– Правильная у тебя мама, – сказал работник. – Но машину вам подвинуть придется. Мне многих еще развернуть предстоит.

– Конечно, – ответила Мэд. – Но у меня к вам будет небольшая просьба, можно? Не могли бы вы записать мне в тетрадку свое имя и фамилию? Я передам маме, какая у вас тут непростая работа.

– Мэд! – зашипела Гарриет.

– Автограф просишь? – Охранник рассмеялся. – Ты первая додумалась.

Не успела Гарриет его остановить, как он взял из рук Мэд разлинованную тетрадку для первого класса и аккуратно, чтобы не залезать на соседние строчки прописными буквами и не мельчить строчные, вывел: «Сеймур Браун». Закрывая тетрадь, он вздрогнул, как от удара электрическим током, увидев на обложке всего два слова.

– «Мадлен Зотт»? – прочел он, не веря своим глазам.

В студии было темно и прохладно; из конца в конец тянулись кабели, с обеих сторон висели огромные камеры, и каждая была настроена так, чтобы поворачиваться к объекту, освещенному софитами.

– Вот сюда, – сказала секретарша Уолтера Пайна, подведя Мадлен и Гарриет к паре чудом освободившихся стульев. – Лучшие места в зале.

– Вообще-то, – начала Гарриет, – с вашего позволения, нам как-то уютнее в последнем ряду будет.

– Ну уж нет, – запротестовала женщина. – Мистер Пайн меня убьет.

– Кого-то из нас по-любому ждет неминуемая смерть, – пробормотала Гарриет.

– А мне нравятся эти места, – заявила Мадлен, устраиваясь на стуле.

– Увидеть шоу вживую – это совсем не то же самое, что смотреть его дома по телевизору, – объяснила секретарша. – Здесь вы не просто зрители, а непосредственные участники. И осветительные приборы – они меняют все. Гарантирую: лучше этих мест вы не найдете.

– Просто мы не хотим отвлекать Элизабет Зотт, – сделала еще одну попытку Гарриет. – Вдруг она распереживается?

– Кто, Зотт распереживается? – Секретарша рассмеялась. – Вы меня повеселили. Знайте: аудиторию она и не видит. Ее слепят софиты.