– Ох, Пресвятая Богородица, – пробормотала Гарриет и побледнела.
– Ужас какой, теперь Пайн тебя убьет, – сказала Мэд.
– Спасибо тебе, Гарриет, – продолжала Элизабет. – Спасибо вам всем! – Она кивнула в сторону аудитории. – Хочу в последний раз обратиться к вашим детям: накрывайте на стол. А после обращусь к вам: уделите себе минутку и кое-что пересмотрите. Бросьте вызов себе, милые дамы. Используйте законы химии, чтобы изменить существующее положение дел.
И вновь публика поднялась на ноги; аплодисменты переросли в бурю оваций. Но когда Элизабет развернулась, чтобы уйти со сцены, всем стало ясно, что зрители не сдвинутся с места, пока не услышат заключительного слова. Не совсем понимая, как выйти из этого положения, она посмотрела на Уолтера. Тот жестом показал, что у него есть идея, и быстро написал пару фраз на карточке телеподсказки, которую поднял над головой. Элизабет кивнула и опять посмотрела в камеру.
– На этом ваш курс введения в химию завершен, – объявила она. – Все свободны.
Глава 42 Кадры
Глава 42
Кадры
Гарриет, Уолтер, Уэйкли, Мейсон, сама Элизабет – словом, все – предполагали, что на нее лавиной посыплются предложения работы. От университетов, исследовательских лабораторий, быть может, даже от Национальных Институтов Здравоохранения. Хоть журнал «Лайф» выставил на посмешище всю ее жизнь, она все же оставалась заметной фигурой, звездой телеэкрана.
Но лавины не случилось. По сути, не случилось вообще ничего. Ей не поступило ни одного телефонного звонка; мало этого – ее резюме, отправленные в научные центры, остались без внимания. Несмотря на ее популярность в сфере дневного телевещания, научное сообщество по-прежнему слабо верило в ее академическую состоятельность. Журнал «Лайф» процитировал слова двух светил химии, доктора Майерса и доктора Донатти, о том, что Элизабет вообще никакой не ученый. И точка.
Как ни банально это звучит, но она познала оборотную сторону славы: быстротечность. Если Элизабет Зотт кого-то еще интересовала, то лишь тех, кому хотелось видеть ее в фартуке.
– Ты всегда можешь вернуться на телевидение, – сказала Гарриет, когда Элизабет со стопкой книг в руках пришла домой; ее сопровождал Шесть-Тридцать. – Сама же знаешь: Уолтер хоть сейчас примет тебя с распростертыми объятиями.
– Знаю, – сказала Элизабет, опуская книги, – но не могу через себя переступить. Хорошо еще, что повторные показы не прекращаются. Кофе? – предложила она, зажигая горелку Бунзена.
– Не успеваю. У меня встреча с адвокатом. Кстати, вот. – Гарриет достала из кармана фартука маленькие рукописные памятки. – Доктор Мейсон хочет обсудить новую форму для женской команды, а еще – лучше сядь – звонили из Гастингса. Я чуть трубку не бросила. Представляешь? Из Гастингса. Хватает же у людей наглости.