– Добрый вечер, – начала Элизабет. – Меня зовут Элизабет Зотт, и это программа «Ужин в шесть».

Сидя в режиссерском кресле, Уолтер Пайн закрыл глаза и вспомнил день их первой встречи.

Мимо кордона его секретарш пронеслась Элизабет в белом лабораторном халате: стянутые на затылке волосы, звонкий голос. Она сразила его наповал. Да, привлекательности ей не занимать, но лишь сейчас до Уолтера дошло, что дело вовсе не в этом. В ее внешности сквозила уверенность, осознание своего «я». Она будто сеяла эти качества повсюду, и они, как семена, рано или поздно прорастали в окружающих.

– Начну сегодняшний выпуск с важного объявления, – провозгласила Элизабет. – Я покидаю «Ужин в шесть» – сразу после сегодняшнего выпуска.

Аудитория недоверчиво ахнула.

– Что? – переспрашивали друг дружку зрительницы. – Что она сказала?

– Это мое последнее шоу, – подтвердила Элизабет.

В Риверсайде хозяйка ранчо уронила на пол картонный лоток с фермерскими яйцами.

– Вы шутите! – донеслось от кого-то из третьего ряда.

– Серьезна как никогда, – произнесла Элизабет.

Студию накрыло волной огорчения.

Застигнутая врасплох, Элизабет повернулась к Уолтеру. Тот поймал ее взгляд и ободряюще кивнул. Это единственное, что он мог сделать, не рассыпавшись в прах.

Накануне вечером она без предупреждения заявилась к нему домой. Вначале он даже не собирался открывать, поскольку был не один. Но на всякий случай посмотрел в глазок и увидел, что за порогом стоит она, в машине на обочине спит Мэд, а Шесть-Тридцать, пригнувшись, как угонщик, навис над рулем; тогда Уолтер в тревоге распахнул дверь.

– Элизабет, – с учащенным сердцебиением произнес он. – Что такое… что случилось?

– Это Элизабет? – переспросил обеспокоенный голос у него за спиной. – Матерь Божья, что стряслось? И Мэд с ней? Она поранилась?

– Гарриет? – вырвалось у Элизабет, которая в изумлении отпрянула.

Пару секунд они стояли молча, как на сцене, будто все разом забыли свои реплики. Наконец Уолтер выдавил:

– Мы не хотели огласки.