— Доктор Берген, у вас есть дети? — спрашивает она.

Врач поднимает взгляд:

— У меня есть сын. Ему тринадцать.

— Рассматривая различные дела в комитете по этике, вы когда-нибудь ставили себя на место пациентов? Или еще лучше, на место их родителей?

— Ставил, — признается он.

— Если бы вы оказались на моем месте, — продолжает мама, — и комитет по медицинской этике передал бы вам листок бумаги с предписанными действиями, которые спасут жизнь вашему сыну, вы стали бы оспаривать предложенный план… или просто ухватились бы за выпавший вам шанс?

Он не отвечает. Да это и не требуется.

Судья Десальво объявляет второй перерыв. Кэмпбелл говорит, что нужно встать и размять ноги. Поэтому я тащусь за ним, прохожу мимо мамы и чувствую у себя на талии ее руку, которая тянет меня за футболку, выбившуюся сзади из-под пояса. Мама терпеть не может девиц-спагетти в топиках на тонюсеньких бретельках, которые приходят в школу в лифчиках от купальников и в мини-юбках, словно явились на пробы для съемок в клипе Бритни Спирс, а не на урок математики. Я почти слышу ее голос: «Пожалуйста, скажи мне, что эта штука села при стирке».

На половине рывка она понимает, что, может быть, не стоило ей этого делать. Я останавливаюсь, и Кэмпбелл тоже, мамино лицо краснеет.

— Извини, — произносит она.

Я кладу ладонь поверх ее руки и заправляю футболку в джинсы, где ей и положено быть. Смотрю на Кэмпбелла:

— Встретимся снаружи?

Он одаривает меня взглядом, в котором ясно читается: «Плохая идея», но кивает и идет дальше по проходу. Мы с мамой остаемся почти одни в зале суда. Я наклоняюсь и целую ее в щеку.

— Ты очень хорошо выступала, — говорю я, не зная, как сказать то, что на самом деле хочется: люди, которых ты любишь, способны удивлять тебя каждый день. Может быть, кто мы, определяется не столько нашими поступками, сколько тем, на что мы способны, когда меньше всего ожидаем этого от самих себя.

Сара

Сара

2002 год

Кейт знакомится с Тейлором Эмброузом, когда они сидят рядом на капельницах.