Светлый фон

— Рид, боюсь, мы не можем ждать, пока Лена сотворит чудо.

Верно подмечено, и все же Рид несогласно покачал головой.

— Позволь мне забрать малышей, Рид! — взмолилась Эйнсли. — Мы уедем, а вы разбирайтесь тут сами.

Распахнулась, грохнув о стену, дверь.

Эйнсли и Рид вскочили, и он закрыл сестру спиной.

Но в дверном проеме стоял Себастиан, а не Клэр, — залитое слезами лицо, дрожащая нижняя губа, до посинения, как у отца и тети, стиснутые кулаки.

— Нет! — топнул он ногой. — Она снова отвертится!

Рид осторожно, словно к сбитому на дороге зверьку, приблизился к сыну. Да Себастиан и был тем самым зверьком — раненым, забитым, но не сломленным. Маленьким папиным бойцом. Таким же воинственным, как и тогда, одиннадцать лет назад, когда он впервые появился в жизни Рида.

— Не отвертится, малыш, — пробормотал Рид.

Ложь. Опять и опять ложь. Только теперь Себастиан на нее не купился.

— Ты вечно это говоришь! — взвизгнул он. — И никогда ничего не делаешь!

Из глаз его градом хлынули слезы, и Себастиан сердито размазал их кулачками по щекам. Он попытался что-то сказать, но снова залился слезами.

Рид склонился над сыном, обнял, прижал зареванную мордашку к сердцу. И Себастиан, измученный, несчастный Себастиан, обхватил ручонками предателя-отца, хотя предатель-отец знал, что Себастиан его ненавидит. И что ненависть эта, возможно, никогда уже не утихнет.

В комнате повисла тишина, прерываемая судорожными мальчишечьими всхлипываниями — предвестниками новых безмолвных слез, и Рид задохнулся от переполнивших его чувств.

Вдруг Себастиан вырвался из отцовских объятий и умчался в спальню. Внезапность его появления и побега ошеломила взрослых.

Несколько секунд Эйнсли бессмысленно таращилась в пустоту, где мгновением ранее находился племянник, и неожиданно произнесла:

— Сходи поужинай сегодня с Леной.

— Что? — переспросил Рид, озадаченный неуместностью сестриного предложения.

— Сходи поужинай сегодня с Леной, — повторила Эйнсли, отводя взгляд. — Узнай, как продвигается ее расследование смерти Тесс. Решим, что нам делать, завтра.

С тех пор как Эйнсли, можно сказать, поселилась в их доме, Рид хорошо узнал сестру, пожертвовавшую ради него личной жизнью. Эйнсли всегда заступалась за него, утешала его, подставляла ему дружеское плечо, а порой, когда ему требовалось выплакаться, напивалась с ним в стельку. Из абстрактной «сестры» Эйнсли превратилась в незаурядного человека, личность. И все попытки этой личности обмануть Рида пропадали втуне, так как он читал ее как открытую книгу.