Французский посол генерал А. Ш. Лефло в испуге умолял Александра о заступничестве. Тот в просимом не отказал, пообещав пресечь «достойные сожаления происки Бисмарка». Глава министерства на Кэ д'Орсе герцог Ш. А. Деказ прислал в Петербург письмо, адресованное Лефло, но предназначенное для прочтения прежде всего Александру II, из которого тот мог понять, что является «верховным правителем мира вселенной», готовым поставить под охрану своей мудрости «успокоение сердец и интересов» и покровительствовать им»[651].

Конечно, не в Вену же было обращаться в связи с разбушевавшимися берлинскими подстрекателями тревог. Горчаков связался с Лондоном на предмет координации с ним своих действий и получил оттуда положительный ответ: видеть Францию под прусским каблуком там не желали. Два правительства обратились к Берлину с настоятельным советом – проявлять осмотрительность и сдержанность, и там поняли – зарвались, пора бить отбой. В апреле 1871 года (мае по новому стилю) государь засобирался на курорт с непременным заездом в германскую столицу и позаботился пригласить с собой Горчакова. Кайзер Вильгельм заявил им, что и в мыслях не имел задирать Францию, что, видимо, соответствовало действительности. Бисмарк свалил всю вину на престарелого фельдмаршала Г. Мольтке, обозвав того молокососом. Но главной жертвой инсинуации стал Горчаков. Переданная тем информация содержала в переводе фразу, звучавшую резко: «Теперь мир обеспечен». Бисмарку она показалась оскорбительной, и в беседе с Александром он, как бы шутя, предложил поставить пьесу и в ней изобразить Горчакова в виде ангела-хранителя мира в белых одеждах. Государь не встал на защиту первого вельможи империи, покуривая и улыбаясь, он как бы шутя заметил, что старости свойственно тщеславие.

Отношения между канцлерами были испорчены навсегда. Бисмарк сделал выводы серьезные и для себя, и для потомков: Россия никогда не станет младшим партнером, никаких отношений, кроме уважительного равноправия, не признает. Значит, следует опираться на Австро-Венгрию и укреплять связывающие с ней узы. Иначе, как он писал кайзеру, – изоляция. Нельзя оставаться в одиночестве против Франции и России, имея рядом брошенную на произвол судьбы Австрию[652].

* * *

Близилось к концу второе мирное десятилетие. Усилиями отечественной дипломатии рухнул Парижский мирный договор. Осталась и вышла на первый план задача освобождения балканских народов. Котел их недовольства накалялся. Для достижения цели необходим был народный подъем – фактор непредсказуемый, непланируемый и даже непрогнозируемый, без которого великие свершения в истории человечества не происходят. Ни малейшего сомнения в его необходимости Горчаков не допускал, правда, используя иную терминологию – симпатии, традиции. Без участия в процессе России повстанцы обречены на гибель, их войска – на поражение.