Так, без восстаний и войны, произошло великое событие в жизни болгарского народа – обретение им независимости.

День 5 октября принес Порте еще одну, неожиданную и даже более крупную неприятность: австрийский император и венгерский король Франц Иосиф выступил с декларацией об аннексии Боснии и Герцеговины. Две эти турецкие провинции были, с согласия Берлинского конгресса в 1878 году бессрочно оккупированы австро-венгерскими войсками, но формально оставались турецким владением. Теперь Габсбургская монархия присваивала их себе.

Выступлению Франца Иосифа с декларацией предшествовала встреча министров иностранных дел России А. П. Извольского и Австро-Венгрии А. Эренталя в Бухлау (Бухлевице в Моравии). По мнению академика В. М. Хвостова, на ней Извольский обменял синицу в небе (австрийское обещание в дальнейшем с пониманием отнестись к российским пожеланиям в отношении режима Черноморских проливов) на вполне реальное согласие Петербурга на аннексию Боснии и Герцеговины[801]. Неравноценность обмена, действительно, бросается в глаза. Видимо, надо считаться с настроениями момента: Японское море превратилось в кладбище российского Тихоокеанского флота и собранной с бору по сосенке на Балтике эскадры З. П. Рожественского, в то время как сильный Черноморский флот был заперт в его акватории и стал добычей революции. Свобода прохода судов под андреевским флагом через Проливы в таких условиях представлялась весьма ценной. По уверению А. Эренталя, он обещал лишь отнестись со временем с сочувствием к российским пожеланиям. Извольский иначе трактовал договоренность, уверял, что обуславливал ее созывом международной конференции и уступками австрийской стороны в пользу Сербии, на что не было никаких надежд (Белград высказывался за предоставление автономии Боснии и Герцеговине и раздел Новопазарского санджака между Сербией и Черногорией). Но факт остается фактом – аннексия состоялась без всяких ответных шагов со стороны партнера. Неудачник бросился в Париж и Лондон за поддержкой. Но там не проявили желания вмешиваться в сложное и запутанное дело. Свой кабинет министров предоставил дипломату самому искупать грехи. Тому пришлось подать в отставку. Но обошлись с ним гуманно – отправили в места не столь отдаленные и очень приятные, назначив послом в Париж.

Сербия резко реагировала на аннексию – демонстрациями протеста, набором в армию добровольцев, готовых сражаться за правое дело. Но ни Россия, ни Сербия к острому конфликту не были готовы, а противная сторона действовала с редкой в истории международных отношений бесцеремонностью. В марте 1909 года Берлин выступил с категорическим требованием признать свершившееся. И угрозой австро-венгерского нападения на Сербию в случае отказа[802]. Габсбургский генштаб установил связи с польским национальным движением. Петербург и Белград, скрепя сердце, дали согласие.