Но царской воле никто перечить не смел. Сближение с Францией шло полным ходом.

* * *

Летом 1891 года французская эскадра посетила Кронштадт. Встретили ее и торжественно, и тепло. Александр III, стоя на палубе броненосца с обнаженной головой, внимал «Марсельезе», запрещенной к исполнению в России как революционной песни. Офицеров и матросов эскадры адмирала Жервье чествовали в Петербурге, обеды и приемы следовали один за другим. Группа моряков посетила первопрестольную. Во французской печати замелькало выражение «кронштадтский год», все понимали: посещение – не просто визит вежливости, а предвестник появления военно-политического союза, способного вызвать перекройку всего баланса сил в Европе. Англичанам пришлось делать хорошую мину при плохой игре. Они пригласили эскадру Жервье посетить по пути домой Портсмут, где моряков ожидала гостеприимная встреча.

Но на деле они готовились к худшему. В марте 1892 года морские лорды подготовили записку на имя премьер-министра маркиза Р. Солсбери, а он на ее основе сочинил секретный меморандум для кабинета. Врываться в Черноморские проливы отныне опасно, констатировал маркиз, можно очутиться между российским флотом, наконец-то возрожденным на Черном море, на севере, и подтянутой к Дарданеллам французской эскадрой на юге, и из этого мешка не выбраться. 40 лет защита Константинополя составляла основу британской политики. Продолжать ее невозможно и недопустимо. Оборона Стамбула от русских «не стоит тех жертв, которых она повлекла за собой»[794]. Вопрос о Черноморских проливах стал молчаливо сползать со своих приоритетных позиций.

В Лондоне, даже публично, раздавались выступления, ранее немыслимые. Первый лорд Адмиралтейства Дж. Гощен заявил в парламенте под аплодисменты: «Мы свободны от каких-либо обязательств по ее (Турецкой империи. – Авт.) сохранению». Влиятельный министр колоний Дж. Чемберлен полагал, что следует вместе с Россией «прекратить состояние банкротства, в котором пребывает больной человек!»[795]. Кайзер Вильгельм попытался предотвратить пока еще не сближение, но уже стремление договориться между Петербургом и Лондоном и напомнил о британской эскадре в 18 вымпелов у входа в Дарданеллы, вполне способной проникнуть в Черное море. Запугивание не подействовало.

* * *

А на другой стороне Ла-Манша споро шло оформление военного союза двух держав. Французы торопились, но поддались соблазну соорудить альянс всадника и лошади, отведя первую роль себе. Четко определив обязанности сторон в случае войны Германии с Францией, они не столь внимательно подошли к российско-австро-венгерскому столкновению. Заботами Н. К. Гирса и начальника Генерального штаба H. H. Обручева несправедливость была устранена.