Светлый фон

В рамках одной статьи можно предложить лишь общую типологию женских образов, определить векторы дальнейших исследований этой большой темы как у самой Сейфуллиной, так и, что не менее важно, в текстах «ровесников века» — тех писателей, чье личностное и творческое становление напрямую было связано с революцией 1917 года и Гражданской войной: это прозаики и поэты содружества «Перевал» И. И. Катаев, Н. Н. Зарудин, Б. А. Губер, Л. Н. Завадовский, А. В. Перегудов, М. А. Светлов, Дж. Алтаузен, М. С. Голодный.

Примечательна предложенная Воронским типичная для тех лет дихотомия прежней (безвольной, общественно неактивной и т. д.) женщины и женщины современной, близкая пролеткультовскому противопоставлению «здорового/нездорового», «полезного/неполезного», «активного/пассивного» (и более поздней утилитарности ЛЕФа):

Тургеневские девушки давно уже «все они умерли, умерли», умерли или дохаживают свой век чеховские сестры, нет Перовских. Вместо них — ‹…› озлобленная, тупая обывательщина, канкан, кокаин, ту-стэп, истерички, хватающиеся где-то за рубежом за фалды Керенского. А там, где, казалось, был один сплошной быт, тишина и невозмутимый покой, серое однообразие, — все кипит, бурлит, тянется, развивается, открывая миру могучую, разнообразную, цветистую, исподнюю жизнь[1123].

Тургеневские девушки давно уже «все они умерли, умерли», умерли или дохаживают свой век чеховские сестры, нет Перовских. Вместо них — ‹…› озлобленная, тупая обывательщина, канкан, кокаин, ту-стэп, истерички, хватающиеся где-то за рубежом за фалды Керенского. А там, где, казалось, был один сплошной быт, тишина и невозмутимый покой, серое однообразие, — все кипит, бурлит, тянется, развивается, открывая миру могучую, разнообразную, цветистую, исподнюю жизнь[1123].

Говоря о типичности образа Виринеи («Целые поколения интеллигенции по Наташам Толстого, по тургеневским девушкам и т. д. составляли себе образ любимых и искали их в жизни. Их место для новых поколений занимают Виринеи»[1124]), Воронский причисляет эту героиню к «новому типу женщины на Руси», возможному только «в нашу эпоху». Хотя критик и не почувствовал неоднозначности и определенной уничижительности так называемой «исподней жизни», важно, что пафос его борьбы с «самочьей жизнью»[1125] близок концепции «новой женщины» А. М. Коллонтай. Ее статья 1913 года «Новая женщина» была переиздана в составе книги, заглавие которой — «Новая мораль и рабочий класс» — воспринималось уже не только как манифест, но и как официальная точка зрения: Коллонтай в те годы была членом Совнаркома, а через год после публикации стала заведующей Женотделом ЦК ВКП(б), созданным по ее инициативе. Коллонтай писала, что «Женщина из объекта трагедии мужской души превращается постепенно в субъект (разрядка А. Коллонтай дана курсивом. — А. О.) самостоятельной трагедии»[1126].