Когда Маруся выступает на собрании главарей, Улялаев сперва презрительно относится к ее вопросу о возможности бунта уголовников — «слухай там баб, / Бреши соби дале»[1090]. Но она, отвергая перестрелку, выступает за мирное убеждение людей и выстраивает очень последовательную речь, выявляя социальные причины преступлений, ссылаясь на авторитет ученых и рисуя светлое анархическое будущее (ср. у Саксаганской: Никифорова «кроме разбоев занималась еще и пропагандой анархизма среди крестьян и, как говорят, много способствовала популярности Махно»[1091]). В этой речи уже всякая принижающая героиню оценка отсутствует. Марусе удается остановить бой между партизанами и белыми, и она выходит на переговоры к прапорщикам. И здесь уже белые проявляют свое представление о женщинах — Маруся не может на равных заключить с ними пари, так как они видят в ней представительницу слабого пола, с которой нельзя драться.

Маруся у Сельвинского выступает организатором Политотдела. Это, как и ее речь, вполне отвечает исторической роли Маруси Никифоровой, которая была блестящим оратором и организатором (см., например, показания свидетелей на ее суде[1092]).

Глава седьмая эпопеи Сельвинского начинается с цитат из дневника Маруси. Как и у Пильняка, во второй половине произведения образ Никифоровой подменяется образом жены Махно Кузьменко. И именно в этой части повествования упоминаются романтические грезы героини. Сентиментальность (вспомним цветочки у Маруси Пильняка) становится характеристикой именно жены Махно, а не боевой атаманши. После разгрома движения Маруська работает учительницей в школе: «бандитка-анархистка» обучает детей политграмоте. Так Сельвинский нарушает известную последовательность событий: хотя Кузьменко была учительницей до связи с махновцами, поэт сделал героиню таковой в конце.

Таким образом, в условно первой части произведения прототипом Маруси послужила реальная Никифорова. Основные способы ее изображения — авторская ирония, демонстрируемая через сниженную лексику, и показ героини как одной из руководителей отряда. Во второй половине эпопеи прототипом образа послужила Кузьменко: здесь уже основные черты героини — романтичность и робость, нерешительность (она отказывается воевать дальше после разгрома банды).

Маруся Сельвинского, хотя и задумывается о любви, сама ни для кого не является сексуальным объектом. Это проявлено в речи белых командиров, которым больше нравится лошадь, чем ее хозяйка. Героине не приписывается сексуальная привлекательность, как в прозе. Маруся специально поставлена рядом с Татой, чтобы оттенить беспомощную женственность последней, а Тата, в свою очередь, выявляет неженственность анархистки. Маруся — независимый персонаж, потому она и не главная героиня. У писателей еще мало художественных средств, которыми они могут изображать женщину вне контекста мужского восприятия. Тата, прописываемая через отношения с героями-мужчинами, гораздо интереснее автору.