Возможно, Виринея с ее жизненной силой и природным женским обаянием противопоставлена «бесполой» заглавной героине повести Коллонтай «Василиса Малыгина» (1922), вышедшей двумя годами раньше:

Василиса — работница, вязальщица. Ей двадцать восьмой год. Худенькая, худосочная, бледная, типичное «дитя города». Волосы после тифа обстрижены и вьются; издали похожа на мальчика, плоскогрудая, в косоворотке и потертом кожаном кушачке. Некрасивая[1127].

Василиса — работница, вязальщица. Ей двадцать восьмой год. Худенькая, худосочная, бледная, типичное «дитя города». Волосы после тифа обстрижены и вьются; издали похожа на мальчика, плоскогрудая, в косоворотке и потертом кожаном кушачке. Некрасивая[1127].

У Сейфуллиной:

Женщина во двор вошла. Измельчал народ. Красивость женская стала мелка и лукава. От одежды, от старанья зависит. А эта и в узких для нее, линялых обносках городских сановита. ‹…› У инженера этот взгляд больших, но не круглых, с жаркой золотинкой, глаз странно в сердце отдался. Точно давно его глаза встретить такой вот взгляд желали. Сразу и надолго, с удивительной щемящей радостью запомнил легкую смугловатость, румянец редкой, неяркой краски, губы такие же неяркие, будто не целованные, строгость четких бровей и тускловатую рыжинку коричневых гладких волос[1128].

Женщина во двор вошла. Измельчал народ. Красивость женская стала мелка и лукава. От одежды, от старанья зависит. А эта и в узких для нее, линялых обносках городских сановита. ‹…› У инженера этот взгляд больших, но не круглых, с жаркой золотинкой, глаз странно в сердце отдался. Точно давно его глаза встретить такой вот взгляд желали. Сразу и надолго, с удивительной щемящей радостью запомнил легкую смугловатость, румянец редкой, неяркой краски, губы такие же неяркие, будто не целованные, строгость четких бровей и тускловатую рыжинку коричневых гладких волос[1128].

В этом же очерке Воронский пишет о расширении Сейфуллиной традиционных социальных ролей женщины: «мать, любовница, сестра, подруга» становятся «товарищем, работницей»[1129], [1130]. Главный герой романа Л. Гумилевского «Игра в любовь» (1928) Петр Нилыч Тележников развивает эту идею и уточняет: «Я верю, что новая женщина рождается, женщина-друг, женщина-товарищ и в то же время женщина-женщина (курсив мой. — А. О.), женщина-любовница»[1131]. Эти роли воплотились в типичной для того времени визуальной репрезентации «новой женщины» в популярных журналах эпохи — «Коммунистка», «Работница», «Крестьянка», «Общественница», «Делегатка»[1132], а спор о границах сексуальной свободы — в сюжетах так называемых «половых повестей» (Л. Гумилевский «Собачий переулок» (1926) и «Игра в любовь» (1928), С. Малашкин «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь» (1926), В. Зазубрин «Общежитие» (1923), И. Рудин «Содружество» (1929), Р. Ивнев «Любовь без любви» (1925), рассказ «Без черемухи» (1926) П. Романова), а также в вызванных ими многочисленных статьях, дискуссиях и диспутах, как, например, «Вопросы пола и брака в жизни и в литературе» (1927) или диспут в Академии коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской (1926)[1133].