Куч так и не проявился; Москвич позвонил одному из общих знакомых. Еле ворочая языком, спросил. «Ты что, не в курсе? – ответили в трубке. – Да, позавчера, возле самого его дома…» Москвич откинулся на подушку и завыл. Прибежали, вкатили укол.

Больше разговаривать уже не мог.

Приехала мать, бесполезно «ставила всех на уши», плюхнула перед ним баночку с каким-то песком, который «успокаивает», подружилась с больничными кошками, гладила их. «Кожа да кости», – показывала на Москвича ногтем. Несмотря на боль, он чувствовал, что что-то в его жизни еще должно произойти, вот-вот, и ждал этого.

И дождался. В одно светлое утро в палату вошла делегация в белых халатах, накинутых поверх костюмов мышиного цвета. Тот, кто помоложе, держал букет повядших гладиолусов, а кто постарше и потолще зачитал указ о награждении Москвича медалью «Олтын кучкар» за добросовестный труд и вклад в дело воспитания подрастающего поколения… Медперсонал захлопал, мать прослезилась. Москвича приподняли, всунули в пиджак, прикололи медальку, попросили улыбнуться для истории, потом попросили не улыбаться, поскольку качество улыбки не устроило, а просто подумать о чем-то большом и высоком. Москвич выпучил глаза, в лицо плеснула первая фотовспышка, боль вдруг ослабла, он высунул им почерневший язык и улыбнулся.

Ким убрал свои записи, Водитель принес еще саксаула и пытался наладить костер. Москвич и Принцесса просто сидели.

– Холодно, – сказала Принцесса.

– Сейчас будет теплее.

Москвич поднялся, прошелся.

Вернулся, сел.

– Может, всё-таки споем?

– А что?

– Только не «Подмосковные вечера».

– И не «Миллион алых роз».

Москвич наклонился к Киму, что-то сказал на ухо.

– Не обижаетесь, Тельман?

– Да нет, – Ким пожал плечами. – Сам люблю, говорил же. Я, правда, сейчас без распевки.

– Подхватим.

Ким приподнялся, пригладил волосы.

– Выступает лауреат республиканских конкурсов детских хоровых коллективов…