Светлый фон

Открыла все четыре конфорки, газ зашумел, ударил запах. Проверила, закрыты ли форточки, окна. Вернулась в комнату, закрыла дверь в коридор. Зажгла две свечи на столе, спички сыпались из рук. Запах уже чувствовался. Осторожно перенесла свечи к их постели. Поставила. Вот так, теперь всё правильно. Пояс невинности. Листок с поцелуями. Принц, которого ждала. Всё здесь, всё на месте. Тихо легла в его ногах, стараясь задержать дыхание, чтобы не дышать сладковатой вонью, наполнявшей комнату.

 

Карандаш остановился. Ким посмотрел на Принцессу.

– Дальше не помню, – улыбнулась.

– Неудивительно, – поднял голову Москвич. – А я думал, там шахидка постаралась. Взрыв, жертвы… Я, кстати, знал этого парня, та еще сука.

– А судя по рассказу, романтик, – Ким закрыл блокнот.

– Самые большие суки получаются из романтиков.

– Это вы по собственному опыту?

– Вы это о чем?

– О том, что вы еще не всё рассказали.

– Бросьте ваши журналистские намеки! Тоже мне, папарацци с Куйлюка! Что вы вообще знаете!..

– Что я знаю? Ну, например, то, что компромат на Куча, для той самой статьи, дали именно вы.

Москвич молчал.

Принцесса поднялась, подошла к Москвичу:

– Вы же мучились, вы же не хотели… Расскажите об этом. Другого раза не будет!

Подул ветер. Костер, еле дышавший, разгорелся, заплевался огнем, затрещал…

 

Да, он не хотел. Хотя после того сеанса, в девяносто девятом, всё поначалу складывалось, тьфу-тьфу. Дада еще посидел годик в своем Животнодухе, повышая духовность и улучшая поголовье скота, и отбыл послом в США. Через три месяца рейсом «Ташкент – Нью-Йорк», с кратковременной посадкой в Киеве, вылетел Москвич. В Джи-Эф-Кей его встречал Куч. Друзья вдавили по мартини за встречу, прошвырнулись по Большому Яблоку, вскарабкались на башни-близняшки и понеслись на посольской машине в Вашингтон. В посольстве его уже ждал Дада; старик еще больше раздался, отпустил серебряный ус; встретил по-американски демократично; фразу про больного дедушку выговорил по-английски, с оглушительным ферганским акцентом. Началась работа, пока еще немного. Москвич гулял по городу, заглядывал к Кучу, который жил здесь с очередной, второй или третьей, семьей: стандартная красавица-жена (90 х 60 х 90), барашки-детки.

Встретился с теми американцами, которые давали мастер-класс в Москве в девяностом. Они свозили его в ночной клуб, принадлежавший их профсоюзу; к Москвичу отнеслись вначале скептически, но, когда он, смеясь над какой-то их дурацкой шуткой, как бы случайно высунул язык и сделал несколько филигранных пасов, дяденьки переглянулись. Предложили небольшой компетишн, после компетишна хлопали по плечу, стали присылать приглашения на свои симпозиумы и заседания профсоюза. На заседаниях жаловались на застой в профессии, что молодежь стала вшивать себе в язык микрочипы…