Это было почти шепотом, он закашлялся. Суннат слегка дернул рукой:

– Больно.

Никита разжал пальцы.

– Извини, – сказал он и поднялся. – Извини!

Дверь закрылась.

Суннат глядел на уже почти не болевшую руку. Потом вдруг быстро заплакал.

Отдышавшись, Никита решил не идти во двор. Его знобило, он поднялся к себе и забился под одеяло.

И снова очень быстро накатил то ли сон, то ли непонятно что.

…В ту ночь он вернулся пьяным. Не так чтобы… Но было. Стараясь не попадаться на глаза, закрылся в ванной, почистил, держась за раковину, зубы и лег спать. Ночью проснулся от холода, мерзости во рту и стыда; он лежал голый и раскрытый, протянул руку и нащупал Лесю. Попытался погладить ее, но она что-то промычала и отползла на другой конец кровати. Никита поймал на полу одеяло, втащил его на себя и попытался провалиться в сон, было стыдно, за вечер и за всё. На следующий день проснулся в опустошенной хате, на мобильнике – тогда еще были просто мобильники – желтела эсэмэска от Леси. Ему показалось, что солнце стало черным и надо что-то срочно делать, он должен что-то сделать, чтобы доказать, что он есть, он существует, что с ним нельзя так.

Она называла его Лягушонком.

Он не обижался. Даже когда валялись в постели, изображал иногда самца лягушки, раздувал щеки и поквакивал, и она смеялась и гладила его по мокрой спине. И вообще, с детства любил эту сказку, про двух лягушек, упавших в кувшин с молоком. Где вторая, перебирая ножками, взбила под собой маслице и выбралась. И он так, всю жизнь, всё перебирал, бултыхал конечностями, только вот вместо маслица взбивалось почему-то что-то неприятное и склизкое…

Он резко сел на кровати и натянул на себя майку. Оранжевые, неправдоподобно яркие полосы рассвета дрожали на стене. Он припал к окну.

Двор был весь в этом свете, в резких зеленых, синих и лиловых тенях. Среди всего этого стоял Суннат, опершись о черенок лопаты. Никита вспомнил ночной разговор и отодвинулся от стекла. Снова посмотрел, увидел двух птиц, он не разбирался, опустились неподалеку от Сунната. И Суннат тоже смотрел на них и что-то говорил им.

Никита улыбнулся. Он хотел открыть окно и поздороваться с Суннатом, но вместо этого потянулся, снова опустился на постель и с той же широкой улыбкой заснул.

– Доброе утро, – отвечал Рахим.

Он вскапывал яблони, утро уже было в самом разгаре. Никита успел умыться, позавтракать лепешкой с каймаком и остывшим омлетом, которые обнаружил у себя на столе под марлей.

– Сейчас ваши приедут, – Рахим поставил лопату. – Как спал?