Что касается страданий за дело, которое считают правым, готовности умереть за него, то это заслуживает личного уважения, а то и восхищения. Но всегда ли и автоматически ли это заслуживает социального уважения? К тому же люди и движения суть вещи разные. Есть личный выбор людей, которые не могут жить иначе и таким образом решают свои проблемы. Можно отдать должное их мужеству в борьбе за лучшее общество, как они его понимают. Но хороших общественных систем не бывает, а потому… Святые, еретики и сумасшедшие существовали во все века, но означает ли это, что они заслуживают социального одобрения и восхищения? Не уверен. Предпочитаю, как Иван Бунин, тех, кто любит конкретных людей, а не общество в целом или человечество, даже если ради них этот человек готов идти на костер.

Я уже не говорю ни о том, что благими намерениями дорога в ад вымощена – в социальный ад, как это показал опыт якобинцев, большевиков и других «переустроителей», ни о том количестве несостоявшихся, но крайне амбициозных с социальными, а то и психическими патологиями личностей, субкриминальных психопатов и просто откровенного жулья, которых всегда хватало в «освободительном движении» от декабристов до диссидентов. Реальная системная история декабризма, народовольчества, большевизма и диссидентства еще не написана и можно только догадываться, какое количество грязи нам предстоит узнать: изнанка всегда хуже лицевой части. Равным образом еще только предстоит написать системную историю России – на адекватном ее природе научном языке. Только от одного этого обществоведческие школы у нас не появятся, но это – необходимое условие, condition sine qua non как появления таких школ, так и отказа от заведомо пораженческого выбора и пути в Большой Геоинтеллектуальной Игре.

VIII

Вернемся, однако, к вопросу о диалектике русскости-нерусскости русской интеллигенции (либерализма, марксизма и т. п. в России, ведь говорил же Достоевский, что либерализм в России – это нерусский либерализм, и во многом это действительно так). А.С. Кустарев приводит и оспаривает тезис Б.А. Успенского о том, что русская интеллигенция была настолько отчуждена от русской жизни, что, по сути, представляла собой западный трансплантант. Думаю, что по-своему правы и Б.А. Успенский и А.С. Кустарев. О том, что русская интеллигенция функционировала в качестве русского элемента западного, буржуазного (не случайно ныне незаслуженно почти забытый В. Зомбарт нашел прекрасный термин для интеллигенции – «буржуазоиды» – именно так, а не буржуазия) типа разделения труда, капиталистического совокупного общественного процесса (вне этого процесса интеллигенция в России как слой была бы не нужна). Но вот то, как она функционировала, какие идеалы и цели сформулировала в этом функционировании – это русское, очень русское, слишком русское. В том числе и по почти религиозному накалу веры в науку, прогресс и западные идеологии, по накалу отрицания своего родного, куда там жидомасонам – реальным и выдуманным: «похуже Мамая будет – свои». Русская компонента придавала русской интеллигенции в ее отношении к России особенно разрушительный характер, в чем ее, естественно, активно поддерживали зарубежные доброжелатели нашей страны: <<Давай-давай, рус Иван, карашо, круши свою систему».