Сила профессиональных интеллектуалов (англосаксонские либералы здесь всем «добрым молодцам урок») не только в национальной ориентированности, но и в господстве в их деятельности положительной профессиональной активности над «общественно-политической», идеологической. У русской интеллигенции все было с точностью наоборот. В этом плане, думаю, интеллигенция как конкретно-историческим слои можно определить, во-первых, как группу, в деятельности которой общая, т. е. идеологическая и политическая сторона господствует над специализированной, профессиональной. Во-вторых, это группа, для идейноинтеллектуальной деятельности которой характерна гипертрофия социального критицизма над «полезной профессиональной» (как говорили до революции) работой – вплоть до полного отрыва от последней и превращения в самостоятельную функцию. Последняя реализует себя поведенчески в двух типах. Первый – болтуне-реформаторе, краснобае (классика – Керенский; на еще более позорные разновидности мы насмотрелись во время перестройки, породившей немало «оральных политиков»). Второй – более серьезный, он представляет законченную форму отрыва политико-идеологической интеллектуальной составляющей от узкопрофессиональной. Это профессиональный революционер, типаж из «партии нового типа» Ульянова-Ленина. Именно этот тип (включая Ленина) есть логическое завершение интеллигента как социального агента. И как крайняя форма он с необходимостью есть (само)отрицание и самопреодоление интеллигенции (отсюда – презрительное отношение большевиков и Ленина к интеллигенции).

Кстати, оба типа, о которых идет речь, особенно второй, адекватны лишь смутореволюционным временам, а после них сразу изгоняются или уничтожаются, что и произошло в России/СССР в 1920-30-е годы. Судьба «ленинской гвардии» сложилась в полном соответствии с законами истории и революции. Кроме того, массово, системно идеологизированная власть не нуждалась в «идеологическом слое» и не собиралась терпеть его.

Наконец, в-третьих, в отличие от профессиональных интеллектуалов ядра, ориентированных на свою страну, традицию, государственность и умело подающих и продающих эту частную, особую традицию как общую, универсальную, которую все остальные должны заимствовать, имитировать и т. д. («делай с нами, делай как мы»), полупериферийная интеллигенция, в том числе русская, отвернута от своей национальной традиции, оказывается чужда ей. Она развернута в сторону западной традиции, которую считает универсальной, общечеловеческой нормой. И ради этой нормы, вовсе неуниверсальной на самом деле, отвергают и критикуют национальную. Отсюда резко отрицательное отношение интеллигенции к национализму и патриотизму. Вот что писал по этому поводу весной 1904 г. А. Суворин: «… образованная Европа во главе с Англией… считает, нимало не смущаясь, свои родные интересы обязательными для всего человечества. Стояние же за международные и общечеловеческие интересы русских людей доказывает только, что эти русские люди, игнорируя родные интересы, показывают себя нулями и в общечеловечестве (с Англией, а сегодня – с Америкой во главе. – А.Ф.) потому относятся к нему как крепостные к барину».