В сумятице, произведенной ужасным поражением кавалерии, многие лица отличились редким мужеством и неустрашимостью; из числа их заслуживает особенного внимания один гвардейский капрал по имени Шейв; он успел убить десять французов собственной рукой, прежде нежели сам поражен был выстрелом из пистолета.

Даже офицеры, которых привычка нынешних европейских воинов сделала более распорядителями, нежели участниками битвы – даже они сражались как простые солдаты. «Вы сегодня очень разгорячились», – сказал один офицер своему другу, молодому человеку высокого сана, в то время как он, изломав две сабли, вооружался третьей. «Что ж мне прикажете делать? – отвечал ему молодой человек с приятной лаской. – Мы здесь для того, чтоб бить французов: ныне первым из нас тот, кто более убьет их». Сказавши сие, он опять бросился в середину схватки. Сир Джон Элли, распоряжавшийся наступлением, сам отличился чрезвычайной храбростью. Его окружило множество кирасиров; но он, будучи необыкновенно крепкого сложения, управляя с чрезвычайным искусством саблей и лошадью, быстро пробился сквозь толпу и истребил большую часть оной. Вообще обе стороны отличались столь необыкновенным мужеством и искусством, что раны и удары, наносимые ими в тот день, могут показаться невероятными или заимствованными из истории рыцарских времен: у некоторых тела были разрублены до самой поясницы, у других головы совсем отделены от туловища. Следствием сей схватки было то, что вся французская кавалерия легла на месте, а пехотная колонна, состоявшая из 3000 человек, сложила оружие – и была отправлена в Брюссель. Прибытие оной в город усугубило ужас брюссельских жителей. Они долго ожидали французов как победителей – и даже увидев их пленными, не могли рассеять своего страха. Продолжительный гул пушек уведомлял их, что сражение еще не кончилось и самый вид пленных, надеявшихся быть отмщенными, подтверждал это. Один кирасирский офицер особенно заметен был по своей гордой мине, прекрасной осанке и презрительной улыбке, с которой внимал радостному крику черни. «Император, – будто говорил он им, – сейчас будет здесь». Нахмуренные брови его и яростное движение руки- все выражало роковые последствия прибытия императора.

И действительно, сражение продолжалось с яростью, беспрестанно возрастающей, на миг оно затихло в центре и на правом крыле; но вскоре возобновилось еще с большим ожесточением. Атаку начали кавалерийские колонны, следовавшие одна за другой, подобно разъяренным волнам бурного моря. Бельгийская конница, выставленная вперед для сопротивления, обратилась в бегство и рассыпалась в величайшем беспорядке.