Между тем Блюхер продолжал свой марш в дефиле Сен-Ламберта. Несмотря на жестокие последствия падения с лошади 16-го числа, неустрашимый прусский ветеран оставил коляску и показался верхом пред рядами своих воинов, стараясь ободрить их словами и собственным примером. При закате солнца армия его вышла из-за леса, который находился во фланге обеих войск, оспаривавших пальму победы. Одной из главных ошибок Бонапарта можно счесть худое мнение о силе прусского характера, особенно Блюхерова. Зная, что прусская армия явилась на поле сражения, он все еще думал, что Груши ее преследует и что она сражается в отступлении или делает косвенное движение, стараясь употребить последние средства для прикрытия своей ретирады. Некоторые полагали, будто он пруссаков принял за корпус Груши; но это несправедливо. Зачем заблуждение его увеличивать до степени, близкой к глупости?! Одна легкая ошибка была достаточна к его погибели. Впрочем, Бонапарт (как видно из письма маршала Нея) распространил между своими солдатами слух, что Груши идет к ним на помощь.

Спустя несколько времени он вообразил, что его генерал изменил ему и присоединился к Блюхеру. Тогда, забыв всю кровь, пролитую в сей битве, он решился употребить последние усилия.

Несмотря на упорство, с коим Бонапарт возобновил свое нападение на английскую позицию, и значительные потери, понесенные его кавалерией и пехотой, он имел еще в резерве до 15 000 человек гвардии, которая, будучи расположена на вершине и позади Бель-Альянса, оставалась до сих пор в бездействии. Этим резервом, который был истинно предан ему и оставался единственным его пособием, хотел он нанести неприятелю последний удар отчаяния. Он оставил прежний отдаленный пост свой и расположился посреди большой дороги в четырех милях от английской армии. По обеим сторонам сего места находилось множество холмов, кои препятствовали пулям доходить до него в прямом направлении. Здесь он соединил свою гвардию и объявил, что пехота и кавалерия англичан совершенно разбиты и что остается только выдержать огонь артиллерии; в заключение своей речи он указал пальцем на большую дорогу и воскликнул: «Друзья! вот путь к Брюсселю!» Торжественный крик ответствовавшей ему гвардии заставил наши войска и даже герцога Веллингтона думать, что атака начнется под личным предводительством Наполеона. Взоры всех обратились к тому месту, откуда неслись восклицания; но за мраком наступающей ночи, соединившимся с дымом от беспрерывной пальбы, ничего нельзя было хорошо рассмотреть.

Никто не внимал сему крику с такой надеждой, как наш великий генерал, который, вероятно, в то время говорил про себя, подобно Макдуфу, исполнителю Макбетова мщения: