Я был из первых посетителей оного; до меня, однако же, приезжало более шести семейств. Все старались взять к себе в проводники Жана Лакоста, фламандского крестьянина, который сделался известным по услуге, оказанной им Бонапарту в должности вожатого, – и он повторял со всеми подробностями одинаковый рассказ свой всякому, желавшему его слушать. Я долго его расспрашивал; но, как мне кажется, не получил никаких известий, кроме тех, о коих было публиковано в газетах с чрезвычайной заботливостью; ибо Вы, я думаю, мало любопытствуете знать, что в тот достопамятный день экс-император ездил на серой лошади, был в сером же сюртуке, надетом поверх зеленого мундира и, в память цвета своей партии, как я предполагаю, в фиолетовом жилете и панталонах. Впрочем, я следовал за Лакостом от одного места до другого с живейшим движением, заставляя его показывать со всевозможной точностью все посты, кои в тот великий день занимал низверженный государь. По достижении последнего из них мной овладело какое-то невыразимое, торжественное чувство; я живо вообразил, как на этом самом месте человек, занимавший столь долгое время первую степень в Европе, видел все надежды свои исчезнувшими, все могущество ничтожным. Не прошел еще месяц с тех пор, как тот, которого имя было ужасом Европы, топтал землю, находившуюся под моими ногами. Напротив расположен был генерал, которого счастливое окончание битвы заставило провозгласить победителем властолюбивого завоевателя. Окружавшие меня места, где ныне царствует совершенное спокойствие, представляли сцену ужасного торжества. Сей самый человек, которой шел со мной, находился тогда подле Наполеона и был свидетелем его душевного волнения; видел, как он постепенно переходил от надежды к беспокойству, от беспокойства к страху, от страха к отчаянию. Все эти воспоминания рождали в душе моей чувства, коих описать невозможно. Зрелище битвы так быстро переменилось, что даже посреди долины, на коей происходила она, я как бы сомневался в ее сбыточности.
Сам Лакост показался мне человеком лукавым. Он жаловался, что любопытство путешественников заставляет его покидать обыкновенные и необходимые занятия. Я советовал ему брать с каждого семейства или общества, желающего видеть его и расспрашивать, по пяти франков.
«Таким образом, – прибавил я, – ты увидишь, что Бонапарт сдержал свое обещание обогатить тебя, хотя употребил для этого такой способ, о котором он никогда и не воображал». Почтенный Лакост поблагодарил меня за мой совет; – и я осмеливаюсь думать, что он ему будет не бесполезен.