Ахилл сидел на траве рядом с Валей и Людвигом, его грело солнце. После поездки в Москву и всех треволнений он был уже усталым. Он слушал и смотрел и чувствовал, что не знает, как относиться к тому, что разыгрывалось перед ним. Он понимал, что детям хорошо, что спектакль — их звездный час, их победа, да и его победа тоже. Он говорил себе, что, кажется, был неплохим учителем. Но все это относилось к прошлому, к прошлому…
На него с торжеством посматривал Фаликовский. Время от времени ребята-исполнители бросали на него ревнивые взгляды — нравится ли ему? Смотрели на него и многие из присутствующих.
И вдруг с полнейшей ясностью он осознал: прошлого нет. Он живет в новой жизни. Его ничто не связывает с той, с другой, с ушедшей. Он перешел в совсем иной мир. А все, что было, — потустороннее. Он за чертой. Он здесь, с самим собой иным, ему еще почти не известным, с тем Ахиллом, который кажется ему уже не смертным, а ушедшим за земное, высоко — к Божественному бытию. Прощайте, мальчики и девочки! Живите, пойте, бейте в барабаны.
Флейты возносят свои голоса. Выше и выше. Движутся ахейцы, летят их колесницы. Появляется надпись:
Спектакль посвящен Ахиллу Михаилу Ильичу Вигдарову
Спектакль посвящен
Ахиллу
Михаилу Ильичу Вигдарову
Все встают и аплодируют. С помощью Вали встает и Ахилл и аплодирует вместе со всеми.
2
— Каждый мой день — это вечность. Так со мной было в детстве. Время гналось за мной, гналось — а теперь оно огромно. Я здесь, в Зальцбурге, третий день, — и это страшно давно. Потому что каждая минута для меня значительна. Осталось только значительное. Теперь меня на мякине не проведешь. У меня появился внутренний счетчик. Мерило нужного и важного. Раньше множество дел и людей со своими делами окружали меня, я был в зависимости от давления людей и от давления времени, я от этого страдал, мне это мешало. Теперь все страшно упростилось. Я вижу дураков и проходимцев за версту, и они ничего не могут со мною поделать.
Я плохо стал помнить. То есть помню все, но через какие-то туманные завесы. Все стало сомнительно: то, что было, и то, что есть. Я с сомнением воспринимаю реальность — и это тоже было так в детстве и теперь вернулось ко мне. Я забываю цифры и имена, и Валя должна все записывать; я забываю то, что было позавчера и неделю назад. Но этот минус таит в себе огромный плюс. Я попробую объяснить. Всю жизнь я испытывал психологическое уставание от каждой ситуации. Это касалось не только повседневности жизни, но и творчества. Я что-то решал, и мне казалось, что все решено, но на самом деле внутреннее решение еще не означало внутренней готовности к поступку. И я начинал что-то делать уже в состоянии усталости от этого противоречия. Всегда это была борьба с самим собой. Всегда, прежде чем я мог написать что-то свежее, мне нужно было пройти этот круг борьбы и усталости от нее. Теперь этой усталости нет. Она каждый день стирается. Каждый день мой заново нов. Я каждый день рождаюсь заново. И музыка вся пишется свежо и ново.