В субботу Ахилл и Валя, а вместе с ними Мароновы, стояли у входа в клуб МГУ на улице Герцена, стараясь держаться с краю непрерывно разраставшейся толпы. Оказалось, по Москве давно распространился слух о спектакле ребят из разогнанной спецшколы и о том, что ими руководил опальный композитор Вигдаров — тот самый! С Ахиллом многие здоровались — то совсем не известные ему люди, то знакомые музыканты, которых тут было немало. К неожиданной своей радости, Ахилл увидел подходившего к нему Мировича, они хотели было обменяться рукопожатием, да вдруг обнялись…

Время приближалось к двенадцати, но двери клуба не открывались. В стоявшей на тротуаре толпе начинали уже говорить возбужденно, кто-то, как говорили, звонил администратору, ответа не было, а раз в клубе нет никого, то будет ли вообще спектакль? Тут же, неподалеку от Ахилла, отдельной кучкой стояли его ребята — с сумками, с какими-то длинными, обернутыми в ткань предметами, будто в летнюю жару им понадобились лыжи. Участники спектакля нервничали: их обещали пустить на сцену в одиннадцать, теперь же им придется начинать без всякой подготовки и, конечно, уже с опозданием. К ним подходили родители и сочувствующие, успокаивали, но без большого успеха. Ахилл смотрел на все это с тоской, и ребят ему было жалко. Вдруг стали друг другу передавать: «отменяется». Затем внезапно отворилась дверь, и, придерживая ее за собой, готовый юркнуть назад, какой-то человек стал выкрикивать громко:

— Товарищи! Товарищи! Прошу внимания! Спектакль отменяется! Повторяю! Спектакля не будет!

— Ка-ак?! Почему?! — ахнуло ему в лицо.

Человек чуть запнулся и выпалил:

— Из-за болезни! Исполнитель главной роли заболел!

— Что-ооо?! Какой исполнитель?! — взревели ребята. — Какой главной роли?! Мы все пришли!!!

Они кинулись разом к нему, но его уже не было, лишь табличка «Вход» болталась, как маятник, за стеклом прихлопнутой двери.

Толпа еще возмущенно гудела, когда появился бледный и какой-то растерзанный Фаликовский. Он увидел Ахилла, быстро подошел, прижался к нему плечом и боком, обхватил где-то около талии, символически тем демонстрируя, что переживает, не забывает, все понимает.

— Ребята, спектакль отменили, — объявил Фаликовский. — Я бы сказал, запретили. — И он скорбно замолчал.

— Кто, кто запретил?! — закричали ребята.

Фаликовский указал многозначительно на небо и сказал:

— Райком. Ваш друг Сталинист постарался. — Вокруг собирались люди. Фаликовский продолжал: — Я узнал это в десять утра и пытался спасти положение. Я хотел спешно найти другое помещение, и мне это почти удалось, — правда, подвал, при моем ЖЭКе. Но в последний момент мне позвонили и просто пригрозили… разными там карами, не буду повторять. — Он поднял голову и возвысил голос: — Друзья, мы, организаторы и участники постановки, благодарим всех собравшихся и просим у вас извинения: по не зависящим от нас причинам спектакль отменяется. Мы очень сожалеем.