…Ахилл и Валя сидели в кафе на площадке старой крепости Верхнего Зальцбурга. С ними был давний друг и соученик Ахилла по консерватории — дирижер, который давно эмигрировал и кто здесь, в Зальцбурге, вчера руководил оркестром, впервые игравшим Пятую симфонию Вигдарова. А тремя днями раньше Ахилл и Валя были в Вене на концертном исполнении сцен из оперы «Ахиллес» Эли Ласкова, редакция Михаила Вигдарова. На концерт пришел Людвиг Мирович: два года назад, уже очень старым, уехал он из Союза и вновь поселился в австрийской столице.

Утром звонил из Москвы Вячеслав Маронов, спрашивал Ахилла, как прошли концерты, поздравлял, а потом сказал: «А я разыскал свои наброски, помните? — „Герои Троянской войны“? И теперь не могу от этого отделаться. Похоже, мне не избежать продолжения. Благословите?» Ахилл благословил. Было в этом что-то неизбывное: Ахиллес влечет уже третьего композитора, и, вселившийся в музыку, Ахиллес не хочет ее покинуть, его музыка длится и длится, и нет ей конца… И Ахилл подумал: наверное, и я еще к ней вернусь.

В Союзе шли уже времена исторически сверх-сверхновейшие: те, кто выжили, дожили до свобод — слов, собраний, религий и музык. И Ахилл, значит, дожил, и музыка Ахилла выжила и дожила до того, что стала играться, и толпы желающих слушать ее, движимые кто истинной любовью, кто модой и ажиотажем, наполняли залы, в которых она звучала. На Западе Ахилл давно уже был хорошо известен. Его без конца приглашали быть тут и там на премьерах своих сочинений. Чуть подволакивая ногу, он выходил на эстраду раскланиваться, и говорили, что в пятку этой неверной теперь ноги был Ахилл ранен стрелой Аполлона.

— Есть всего три связи, которые меня соединяют с жизнью. Нет, правильней сказать, они и есть моя жизнь. Первое — это вера в Божественное. Я не привержен религии. И я не знаю, могу ли я назвать себя верующим в общепринятом смысле. Я боюсь сказать — Бог. Я говорю — Божественное осеняет меня, и я отдал себя его воле и руководству.

С этим первым связано и второе: работа. Она мне необходима. Она всегда была мне нужна, я ее любил. Но сейчас изо всех дел и забот — работа, музыка, над которой тружусь я в этот момент, — единственное, для чего я хочу и должен жить.

И третье: те дорогие мне люди, о которых я думаю и которых люблю. Вот Валя со мной. И несколько близких еще. Дочь. Ее мать. Моя сестра. Славик. Его жена Лера.

Он умолк.

— Как много, — сказал дирижер. — Трезвучие, которое объемлет все: Бог — Музыка — Любовь.

Под ними расстилался Зальцбург. Ахилл смотрел вниз. Было ему хорошо и покойно обозревать этот город музыки. Но он уже представлял себе, как вернется в отель и сядет за небольшой деревянный стол. Он положит перед собой партитурный лист и возьмет карандаш. И этого будет достаточно — самодостаточно в нынешней смертной жизни Ахилла, бегущего дальше и дальше в бессмертие.