— Плевала я на ваш коллек… А-а-а! — взвыла при новой игольчатой боли Аида, и коллектив, сострадая несчастной, понимая всем сердцем, что тут не только на коллектив, а на весь Божий свет наплюешь, загалдел вперебой:

— Уходите, Аида! С ума сошли! С острой болью! Вас без очереди! Идите, идите, тут рядом, где мы прикрепленные! Прямо талончик просите — с острой болью без очереди обязанные!

— Сегодня можете не возвращаться, — сказал главный вослед.

— И не подумаю! — кинула Аида из дверей. — Господи, как мне все надоело!

2

В 10 часов Аида вышла из конторы, дошла пешком до поликлиники и увидала, что у гардероба стоит длинный хвост: на вешалке не было мест, но к регистратуре в пальто пройти не давали — горластая старуха преграждала коридорчик и напирала животом на нарушителей:

— В верхней одежде, сказано вам! А мне какое дело, с температурой аль нет — раздевайси!

— Подыхать на вашей вешалке, что ли? — орал верзила с лихорадочными глазами. — Двадцать минут стою по часам!

— И подыхай, подыхай! — согласилась старуха и быстро подняла свой локоть, на который Аида и натолкнулась. — Куды, куды?

Тогда, бормоча «ну люди, ну люди», Аида размотала шарф, выпросталась из рукавов и пристроила пальто на узком подоконнике.

— Украдут — не отвечаю! — предупредила гардеробщица.

— А я вас не прошу! Хоть сами крадите! — огрызнулась Аида, чувствуя, что говорит какую-то глупость. Но дерганья в зубе, которые все учащались, туманили ей сознание. Она оттолкнула старуху, подошла к регистратуре и очутилась в плотной толпе, осаждавшей единственное окошко.

— К зубному! — начала она. — Пропустите, я…

— К зубному! — ехидно повторили рядом. — Все к зубному.

— А я с острой болью! — продолжила она, как заведенная.

— Все с острой болью! — ответили ей.

— Издеваетесь, да? — повернулась Аида. — Наглый мужчина! Наглый!

— Что вы говорите? Я — наглый? А вы кто?

— Хамка! — сказала какая-то женщина.

— Не лезьте! Что, лучше других? Отойдите! — поднялся единодушный гомон, Аиду толкнули, кто-то схватился за ручку хозяйственной сумки и потянул назад. Но тут Аида завыла: сквозь череп ее стал винтиться такой раздирающий штопор, что она отпустила сумку и начала оседать на корточки, сползая вдоль стены.