Я спрашивала:
Гай добавил:
Однако это были еще легкие вопросы. Мы оба знали, что дело во многом зависело от жюри присяжных, которые были бы достаточно широких взглядов, чтобы допустить право женщины на прекращение беременности. Я хотела исключить противников абортов, а защита Гая стала бы сильнее, если бы в жюри не осталось сторонников выбора. Мы оба хотели включить вопрос: «Вы противник аборта или сторонник выбора?», но судья нам не позволил. После трех недель споров мы с Гаем поменяли вопрос на следующий: «Сталкивались ли вы с абортами в личной сфере или профессиональной?»
Утвердительный ответ означал бы, что я могу попробовать вычеркнуть этого человека из списка. Отрицательный ответ позволял нам ступать осторожнее в этом вопросе, когда дело дошло бы до индивидуальной проверки членов жюри.
На чем мы сейчас и остановились. Просмотрев анкеты, я разделила их по стопкам — кто подходил мне для жюри присяжных, а кто нет. Судья Геллар вызовет каждого на место свидетеля, а мы с Гаем могли либо исключить члена жюри из участия в деле, принять его или ее либо использовать одну из наших драгоценных карточек немотивированного отвода «Убрать кандидата», которая позволяла избавиться от определенного участника безо всякой причины. Самым важным было понимание, когда использовать такие отводы и когда приберечь для более неподходящего кандидата.
Для жюри присяжных Шарлотты я хотела подобрать домохозяек, которые больше отдавали и ничего не получали взамен. Родители, чьи жизни вращались вокруг детей. Мамочки юных футболистов, мамочки из родительских комитетов, отцы-домоседы. Жертвы домашнего насилия, которые терпели то, что терпеть нельзя. В общем и целом мне нужны были двенадцать мучеников.