— Когда я был ребенком, то больше всего хотел батут.
Когда он был ребенком? Да он и сейчас ребенок! Ему еще предстоит совершить столько ошибок.
— Так у вас есть дети, которые любят прыгать? — спросил он.
Я попыталась представить тебя на батуте. Волосы развеваются за спиной, ты делаешь сальто и не ломаешь себе ничего. Я посмотрела на ценник, будто и впрямь рассматривала покупку.
— Он дорогой. Мне надо подумать, прежде чем принимать решение.
— Без проблем, — сказал он и отошел, оставив меня ощупывать полки с теннисными ракетками и ребристыми скейтбордами, вдыхать запах едкой резины велосипедных шин, которые висели над головами, словно голени в мясном магазине, и представлять тебя прыгающей и здоровой девочкой, которой тебе никогда не стать.
Позже я отправилась в церковь, но не в свою. Она находилась в тридцати милях к северу, в городке, о котором я узнала по вывеске на шоссе. Здесь стоял сильный запах пчелиного воска, утренняя месса уже закончилась, и несколько прихожан тихо молились на скамьях. Я села и шепотом прочитала «Отче наш», глядя на распятие на алтаре. Всю жизнь мне втолковывали, что, если я упаду с обрыва, Господь подхватит меня. Почему же этого не случилось с моей дочерью?
В последнее время меня преследовало одно воспоминание: дежурная медсестра посмотрела на тебя, лежавшую в кроватке с пенистыми бортами, твои ручки и ножки были в бинтах.
— Вы еще молоды, — сказала она, похлопав меня по руке. — У вас еще будут дети.
Я не могла припомнить, было это в день твоего рождения или через несколько дней. Присутствовал там кто-либо еще, была она на самом деле или явилась мне под действием лекарств. Придумала ли я ее, чтобы она произнесла вслух то, о чем молчала я?
Я услышала, как открылась шторка, и шагнула в пустую исповедальню. Отодвинула решетку между мной и священником.
— Простите меня, отец, ибо я согрешила. Прошло три недели с моей прошлой исповеди. — Я сделала глубокий вдох. — Моя дочь больна. Очень больна. И я подала в суд на доктора, который вел мою беременность. Я делаю это ради денег, — призналась я. — Чтобы получить их, мне придется сказать, что я бы предпочла аборт, если бы заранее знала о заболевании моего ребенка.
Последовала коварная тишина.
— Врать грешно, — сказал священник.
— Знаю… но не это привело меня сегодня на исповедь.
— Тогда что?
— Когда я говорю такие слова, — прошептала я, — больше всего я боюсь, что это правда.