— Я это делаю сейчас, перед всеми добропорядочными людьми, — словно проповедь отчеканил Сен-Пьер. — И я буду говорить в надежде, что смогу убедить остальных больше никогда не подавать в суд Нью-Гэмпшира, нашего великого штата, такие иски.

Отлично! Я проиграла дело из-за парня, который даже не был свидетелем защиты. Я поплелась обратно в здание суда.

— Кто это говорит? — спросил охранник, растаптывая окурок ботинком. — Тот карлик?

— Это маленький человек, — поправила я.

Охранник недоуменно посмотрел на меня:

— А я разве не так сказал?

Дверь захлопнулась за ним. Я уже замерзала, но подождала, пока он не зайдет внутрь: не хотелось поддерживать разговор весь путь вверх по лестнице. Как раз по такому скользкому склону мы с Шарлоттой и танцевали. Если можно было прерывать беременность у плода с синдромом Дауна или НО, что насчет прогресса в медицине, когда можно увидеть потенциально красивую внешность ребенка или уровень сострадания? Как насчет родителей, которые хотели мальчика, а ждали девочку? Кому разрешалось устанавливать норму для согласия или отказа?

Как бы больно мне ни было осознавать это, Лу Сен-Пьер был прав. Люди всегда говорят, что будут обожать любого ребенка, который у них родится, но это не обязательно так. Иногда все действительно зависело от конкретного ребенка. Должна быть причина, по которой светловолосые голубоглазые младенцы уходили в приемные семьи, как спелые персики, а дети с кожей другого цвета или с ограниченными возможностями оставались в приютах на долгие годы. Что люди говорили и что делали — совершенно разные вещи.

Джульет Купер сказала предельно ясно: некоторым детям лучше не рождаться вовсе.

Как тебе.

Или как мне.

Амелия

Амелия

Какая бы забота ни обрушилась на меня оттого, что я купалась в лучах внимания отца после того, как он раскрыл мой маленький секрет, она быстро испарилась, когда я поняла, что создала для себя ад. Мне не разрешали ходить в школу, чему я, конечно, обрадовалась, если бы мне не пришлось сидеть в холле здания суда и перечитывать одну и ту же газету снова и снова. Я представляла, что родители поймут, что натворили, и станут вместе заботиться обо мне, как делали с тобой во время перелома. Но вместо этого они так сильно орали в больничном кафетерии, что все врачи смотрели на нас как на участников реалити-шоу.

Мне даже не разрешили навестить тебя во время долгого перерыва на ланч, когда мама ездила в больницу. Наверное, я стала плохим влиянием.

Признаться, я удивилась, когда мама появилась до возобновления слушания с шоколадным коктейлем для меня. Я сидела в душном конференц-зале, где меня оставил отец, когда сам ушел давать показания с каким-то глупым юристом. Поразительно, как мама нашла меня в этом здании, но я очень ей обрадовалась.