Племянник, буквально вырвав у бешеного дяди свои 15 тысяч, женится на бесприданнице Агничке, а дядя, хоть и богач, остается с носом. Не все коту масленица.

Два других спектакля, поставленных режиссером Бутусовым по пьесам Шекспира, не вызвали у меня большого восторга. Оба спектакля хорошо сделаны, у них прекрасная сценография, в обоих есть отличные куски. Но в целом они показались мне чересчур «физиологичными», порой запредельно страшными. Король Лир в исполнении Константина Райкина сочувствия у меня не вызвал.

Наоборот, две его дочери, лицемерные Регана и Гонерилья, в какой-то степени получили оправдание: такой жестокий и несправедливый человек действительно должен быть как-то обуздан. Если престарелый купец, возомнивший себя женихом для молодой девицы, прыгающий, издающий крики, высовывающий язык — находит у меня объяснение, то трудно объяснить такую же «соматику» в применении к Лиру и Ричарду.

Кстати говоря, в пьесе Островского «высовывание языка» обыгрывается. В конце спектакля мать Агнички тоже «показывает язык» оставшемуся «несолоно хлебавши» диковатому купцу-богатею. А вот в «Аире» и в «Ричарде» это воспринимается уже как надоедливый штамп. То же и с криком.

Костантин Райкин — Король Лир

Все персонажи кричат благим матом. Это напомнило мне раннюю Таганку, где на таком крике работала Зинаида Славина в «Добром человеке из Сезуа-на». Позже этот прием уже не срабатывал. Еще раз говорю: в обоих спектаклях о-очень много хорошего, в труппе работают потрясающие актеры — взять хотя бы того же Максима Аверина (еще об одной актрисе я скажу чуть дальше). Но общий «физиологизм» и натурализм решения очень мне мешал воспринимать Шекспира.

Одна из наиболее страшных сцен «Ричарда III» — убийство принца Кларенса в Тауэре двумя подосланными килерами. Принца заливают вином до смерти. Как не посочувствовать бедному актеру Максиму Аверину, проходящему через сию экзекуцию каждый раз в вечер спектакля. Ей-богу, нет мне дела до английского принца, а вот актера, его играющего, жаль, просто до слез жаль. Максим играет в спектакле еще две роли, одна из них женская.

Тут же скажу, что в «Короле Аире в роли шута — женщина.

Лир Райкина снимает брюки, остается в подштанниках, прыгает на стол, проделывает гимнастические трюки. Эксцентрика, эксцентрика… И опять останавливаюсь в раздумье. С одной стороны, все скажут, что это «новое прочтение». С другой стороны, что это добавляет к пониманию образа старого и постепенно прозревающего истину короля? Короля, которого к концу пьесы и спектакля обычно жалеешь. Лично у меня Лир в спектакле «Сатирикона» так и не вызвал сострадания. К этому ли стремились режиссер и артист?