Ждала, когда же покажут про «любовь». Все же Алиса Коонен и Александр Таиров — уникальная любовная пара. Уникальная супружеская пара. Уникальная творческая пара. Любви не дождалась, по какому-то странному недоразумению ее в спектакле не было. Жаль.

Ведь не зря Эренбург называл Таирова «рыцарь бедный». Он как тот — пушкинский — рыцарь был предан избранной мечте, предан своей Женщине, которую сделал великой актрисой. Или благодаря которой стал великим режиссером. Не удивительно ли, что вплоть до закрытия театра в 1949-м, в таировском театре царила она, Алиса Коонен?!

Жутко слышать выдержки из «разгромных речей». Особенно густо они пошли после партийного Постановления 1936-го года, когда таировцев слили с театром Охлопкова, и в 1949-м, в связи с закрытием Камерного.

Отличились мхатовцы: Яншин, Станицын, Хмелев, сам Станиславский, бросившие свою монетку в мутные волны критики. Хотелось бы знать точнее, когда сие было произнесено и была ли эта критика ответом на партийное Постановление и закрытие театра. Одно дело не любить и критиковать — и совсем другое — топить и злорадствовать.

В числе «критиков» был назван Вахтангов, произнесший нечто типа: «Пра-вильно, что осудили». Но ведь Вахтангова ко времени Постановления давно не было в живых, он умер в 1922-м.

Наряду с теми, кто бил лежачего, были и те, кто подбадривал Таирова. Евгений Писарев прочитал письмо Немировича-Данченко, написанное вслед за Постановлением: «Благодарю Вас и хочу высказать свою симпатию…». Зауважала я бородатого мэтра, молодец! Не толкнул того, кто работал совсем в другой манере…

А вот актриса Камерного Августа Миклашевская, адресат чудных есенинских стихов, оказалась не на высоте, видно, здорово мешала ей Алиса Коонен проявить ее недюжинный актерский потенциал. Вот начало ее гневной отповеди: «Мы слышим, что мы — средние актеры…».

Не знаю, оставил ли ее в труппе лауреат Сталинской премии Василий Васильевич Ванин, сменивший Таирова на режиссерском посту уже театра имени Пушкина. Боюсь, что нет, как все «новые метлы».

Заканчивается спектакль так: режиссер Евгений Писарев читает Мандельштама «Я не увижу знаменитой Федры». И нужно сказать, что спектакль прямо подвел меня к пониманию последней строки этого стихотворения, которой я никогда не понимала: «Когда бы грек увидел наши игры…». А и вправду — подумалось — снилось ли какому-нибудь Еврипиду такое вот «разбирательство»; ругань и брань со стороны «простых рабочих» и коллег-актеров?

Но вместе с тем; подумала я вот о чем. Как бы ни был красив; эстетичен и художественно оснащен Камерный театр; как бы ни были талантливы Таиров и Коонен; они должны были меняться вместе со временем. О да, время было тяжелое; порой зловещее; но оно требовало «новых форм»; ухода от камерности. Крамольная мысль пришла мне в голову: «Хорошо, что Камерный закрылся, когда он был еще в силе. Было бы хуже, если бы Таиров и Коонен уже не тянули и «моськи» оказались хотя бы отчасти правы».