Итак, фильм непосредственно говорящий о феномене Второй школы. В те 15 лет, что были ей отпущены, на ее территории осуществлялся своеобразный социальный эксперимент: школьникам предлагалось свободное постижение наук и искусств под руководством высокопрофессиональных наставников-асов.

Атмосфера школы — свободная от догматизма и вранья — резко противоречила тому, что окружало детей и взрослых в СССР.

И для того, чтобы культивировать и сохранять эту атмосферу, директор школы-лицея Владимир Федорович Овчинников и ее завуч и преподаватель литературы Герман Наумович Фейн, шли на всевозможные ухищрения.

Петр Авен

В фильме есть горестный рассказ Фейна о том, что существование «в двух мирах», необходимость балансирования на их границе пошатнули его психику, привели к психическому заболеванию.

В фильме есть несколько особенно значимых для меня моментов.

Первый. Некто Саша Бейлинсон храктеризуется Петром Авеном как «интеллектуальный гений»: в классе он был в состоянии уследить за мыслью высоколобого учителя-профессора, в то время как другие давно потеряли нить математического дискурса.

И вот перед нами сам Саша уже в наши дни, где-то на берегу то ли Гудзона, то ли Потомака, то ли Тихого океана. На вопрос интервьюера о Второй школе он говорит буквально следующее: «Математика… — она была не главное, главное — были стихи и литература». Нужны ли здесь комментарии?

Второй момент. Словесник Фейн рассказывает, как приходилось лавировать на уроках, ибо программу никто не отменял и нужно было изучать и роман «Мать», и «Поднятую целину».

В этой связи я тоже вспомнила свой опыт, когда ко мне на урок по роману «Мать» неожиданно нагрянули районные методисты. Помню, как я показывала ученикам репродукции Мадонн Возрождения, а затем Владимирскую богоматерь… Как мы сравнивали подход к теме «мать и сын» в разных культурах. Методисты сидели с вытянутыми лицами, но в итоге все сошло благополучно, они не стали ко мне придираться…

Третий момент. Не секрет, что контингент Второй был особый. Овчинников, человек широких взглядов, женатый на еврейке, принимал в школу независимо от того, что стояло в паспорте в пятой графе учителя или ученика. В школе было много евреев. Учитель физики рассказывает, что, впервые попав во

Анатолий Якобсон

Вторую, был поражен обилием людей, «ослабленных пятым пунктом» (чудесно сконструированный эвфемизм!)

Школа выпускала тех, кто стремился попасть на мехмат университета.

Но именно в конце 1960-х — начале 1970-х (в связи с победоносной Шестидневной войной и стартовавшей еврейской эмиграцией) евреям перегородили доступ в Московский университет.