Перестройка приходит в кино

Перестройка приходит в кино

Эпоха гласности поначалу дала культурной жизни Ленинграда огромный толчок. Театры, концертные залы и кинотеатры внезапно оказались переполнены. «Для меня перестройка – знаете с чего началась? С фильма “Покаяние” Абуладзе, который в 84-м году показывали на широком экране» [1119]. Не менее яркий фильм того же года – драма А. Германа о милицейском следователе 1930-х «Мой друг Иван Лапшин», снятый в Ленинграде (хотя действие картины происходит в районе Криуши г. Астрахани), – также стал вехой перестройки, вернув в кино интеллигентную публику, почти покинувшую кинотеатры на излете советской эпохи[1120]. 1987 году Ленинградское телевидение (пятый канал) начало транслировать передачу «600 секунд» – своеобразный дайджест журналистских расследований, не имевший аналогов в истории советского телевидения, да и других средств массовой информации. Сочетая критику властей с ужасающими документальными кадрами «настоящих преступлений», программа не претендовала на объективность, но оторваться от нее было невозможно; она стремительно увеличивала свою аудиторию[1121]. В 1990 году документальный фильм С. Говорухина с участием того же телеведущего, А. Невзорова, «Так жить нельзя» сыграл на популярности новостной программы, призывая к социальным изменениям уже с киноэкрана.

Период гласности сопровождался прорывом и в театре. В частности, отмена жесткого контроля за проведением публичных мероприятий и прекращение культурной цензуры вызвали всплеск активности студийных групп. Как и неформальные институты в целом, театры-студии теперь имели законное право на существование – они могли подавать заявки на получение собственного помещения, рекламировать свои спектакли и беспрепятственно впускать любое количество зрителей. Любители театра с энтузиазмом восприняли возможность увидеть постановки авангардной классики, новую драматургию или оригинальные прочтения уже знакомых пьес. Ленинградцы вдруг столкнулись с постановками, где не было традиционного разделения на актеров и зрителей – ив целом публике это нравилось. Даже драма на «безопасную» тему – такую, как восстание декабристов, – могла трактоваться в смелом и необычном ключе:

Спектакль этот необычный. Он начинается еще в фойе, где при свете свечей возникают перед зрителями герои прошлого, и песня о бесконечных и трудных дорогах жизни вовлекает нас в атмосферу далеких драматических событий. Актеры не пытаются перевоплощаться в конкретных исторических персонажей, не стремятся уверять нас, что на сцене – «реальная» площадь перед Сенатом, или покои дворца, или далекое поселение в Сибири (тем более что и сцены-то как таковой нет – все происходит буквально рядом со зрителями) [Клюевская 1988][1122].