Шагги никогда не видел, чтобы она делала это прежде. Он никогда не видел, чтобы она позволила хорошему, доброму алкоголю пропасть втуне.

В редких случаях, когда она обещала бросить пить, она перед этим выпивала все до последней капли, прежде чем окунуться во все эти свои жуткие ломки, рвоты и судороги. Были и другие случаи, когда она отказывалась от алкоголя ввиду отсутствия выбора. В те недели, когда деньги пособий заканчивались, когда никто не приносил пакеты с банками, у нее начиналась трезвость против воли. Если это случалось в четверг, то у трезвости появлялся четырехдневный гандикап. Шагги всегда радовался таким случаям. Но алкоголь редко проигрывал сражение. Он напоминал громилу, который дает ей эту фору в наглой уверенности, что легко догонит ее и победит снова, когда в следующий понедельник будет обналичен очередной талон. И все же Шагги каждый раз ловился на это.

Он открыл последнюю банку золотистого цвета. Шагги краем глаза наблюдал за ней, выливая пиво в раковину тоненькой осторожной струйкой, готовый остановиться в любое мгновение.

Агнес видела, что он наблюдает за ней, и, запрокинув голову, как дама из высшего света, спросила:

– Ну, теперь ты мне веришь?

Шагги прижал костяшку большого пальца к глазу, чтобы усмирить нервы, предотвратить слезы надежды.

– Спасибо.

Агнес напряглась, но и улыбнулась едва заметной трепетной улыбкой.

– Я с этим покончила. Не говорю, что мне будет легко, но это лучшее, что есть в городе. Никто не будет знать нас в лицо. – Она сняла пушинки, прилепившиеся к чучелкам, покачивающимся в тихой кухне. – И ты. Ты сможешь быть как другие ребята. Мы можем стать совершенно новыми.

1989 Ист-Энд

1989

Ист-Энд

Двадцать восемь

Двадцать восемь

После изолированного существования за шлаковыми холмами казалось, что жизнь в многоэтажках бьет ключом. Главная дорога была застроена прочными домами из песчаника, на первых этажах которых располагались сотни маленьких магазинов, почтовые отделения встречались через каждую милю, кулинарные забегаловки были чуть не в каждом квартале, повсюду глаз видел магазины одежды и обуви, где Агнес могла совершать покупки в кредит. Сверкающие машины останавливались на светофорах, потом ползли неторопливым потоком, двухэтажные автобусы шли один за другим, а остановки были чуть не в каждом квартале. Они проехали мимо кинотеатра, танцевального зала, большого парка, а такого количества часовен и церквей он в жизни не видел. По тротуарам деловито шли люди, и никто ни на кого не обращал внимания. Они двигались независимо друг от друга в беззаботной, анонимной, воспринимаемой как само собой разумеющееся свободе. Люди даже не приветствовали друг друга, и Шагги мог поспорить – их не связывали никакие родственные узы.