Шагги отодрал скотч с робота, и его золотистая голова отвалилась и покатилась по ковру.
– Френсис, мы теперь и вправду друзья?
– Да. Конечно.
– О’кей. Тогда приложи рот к щели.
– Не, ты дверь открой. – Голос Френсиса звучал чуть ли не умоляюще.
– Ты сделай, что я говорю.
Шагги чувствовал, что старший из поросли Макавенни колеблется. Он не сомневался, что Френсис в любую минуту упрется, скажет, что Шагги блефует. Мучительное мгновение длилась тишина. Потом он услышал, как пуговицы на рубашке Френсиса трутся о поверхность двери – Френсис прижался к дверному полотну.
– Один поцелуй, а потом откроешь дверь, да? – Голос звучал так ясно, словно Френсис уже вошел в дом.
Шагги закрыл глаза, опустился на колени, поднес лицо к щели. От Френсиса исходил сладковатый запах, как от варенья из супермаркета. Шагги чувствовал на своих губах его жаркое дыхание, и на миг ему захотелось просунуть в щель палец и легонько прикоснуться к Френсису.
Но это мгновение прошло.
Шагги поднес руку к щели и со всей ловкостью, на какую был способен, принялся заталкивать в нее грязную тряпку, пропитанную слюной его мучителей. Он сложил тряпку так, чтобы самая отвратительная, слюнявая ее часть оказалась сверху. Он почувствовал, как тряпка прикасается к лицу Френсиса, ощутил сопротивление, потом Френсис отпрянул от двери, и кухонное полотенце упало на крыльцо. Шагги прильнул к двери. Он слышал, как Френсис выплевывает горькую слюну изо рта.
Френсис снова приблизил рот к щели почтового ящика. Теперь улыбку сменил оскал, зубы щелкали, исполненные желания разорвать Шагги на части.
– Да, лучше уж тебе теперь дверь не открывать. Я тебя заколю на хуй, пидар ебаный.
Шагги услышал глухие удары в дверь, словно кулаком по дереву. А потом успел отпрянуть от просунутого в щель кухонного ножа Коллин, который с яростью пронзил воздух. Шагги прижался к внутренней противосквознячной двери, уставился на серебристое лезвие, которое то исчезало, то снова выскакивало из щели. Оно, такое острое и заточенное, вслепую искало его тело, скрежетало, шныряя туда и сюда, о металл клапана.
Дейви Парландо, старьевщик, три раза приходил к дверям со своей тележкой. Он брал все, что предлагала ему Агнес, и расплачивался грязными банкнотами, свернутыми в рулон и схваченными старым бинтом. Он не мог поверить своему везению и щедрости этой красивой женщины… или ее слепой глупости. Говорил он дергано и нервно, словно постоянно импровизируя, потому что не мог понять, с чем имеет дело: то ли она чокнутая, то ли добрая. Понять было трудно, потому что ее глаза смотрели с каким-то остекленевшим безразличием.